из-под густых косматых бровей и процедил:
— Никого не впускай, кроме нас. Охраняй ведьму. Не вздумай нам мешать.
Капитан стражи побелел, истово закивал и отполз к перилам. Ореол померк, и Николетти невозмутимо направился к лошадям.
— Что это на вас нашло? — резко спросил Ги.
— Это скользкий, излишне ушлый тип. Не стоит ему доверять… не подстраховавшись.
Солерн недовольно нахмурился: Олльер был человек не из лучших, но, черт побери!.. А если мастер в следующий раз прикажет ему с крыши сброситься, потому что не с той ноги встанет?
— Больше так не делайте. Он тоже человек, а не дрессированная собачка.
— Лучше бы был собачкой.
“Неудивительно, что у него даже слуг нет”.
К ним присоединился небольшой эскорт из уцелевших гвардейцев — впрочем, Солерн подозревал, что они хотят добраться до дворца и там остаться, что не радовало. Вряд ли горожане полезут штурмовать Бернарден, но лучше не ослаблять гарнизон.
По дороге к Площади Роз, видя, что гвардейцы стараются держаться на расстоянии от мастера, Ги не смог устоять перед соблазном выяснить кое-что, давно его интересующее:
— Почему вы, мастера, живете в одиночестве, а не общинами, как ведьмы?
— Не все мастера живут в одиночестве. Нам, в отличие от ведьм, никто не запрещает жениться.
Пока Солерн изумленно переваривал эту новость, мастер безмятежно продолжил:
— Правда, не каждая женщина согласится выйти замуж за человека, от которого у нее никогда не будет детей.
— То есть вы тоже… простите… я не знал.
— Однако женатые мастера — отнюдь не редкость. Мой друг, синьор Антонелли, поступил мудро и женился на вдове с детьми, коих и усыновил.
— Значит, одинокими остаются только такие, как вы?
— Одиноким остаюсь я, — мягко сказал Николетти. — Потому что мало таких мастеров принуждения, как я.
Солерн не нашелся с ответом, и до Эксветена они ехали молча. Раньше старик представлялся ему мрачным, угрюмым и злобным типом, ненавидящим все человечество; а сейчас… Впрочем, Ги быстро напомнил себе, как легко Николетти превратил Олльера в яйцо всмятку, и нарождающееся дружеское расположение сразу же померкло.
Город в холодном зимнем свете выглядел намного хуже, чем ночью: окоченевшие трупы, лужи крови, пороховые пятна, следы от пуль и картечи на стенах домов. Байола как вымерла: на улицах никого не было, не считая нескольких труповозов с помощниками, все лавки и магазины закрылись, окна спрятались за ставнями. Эта тишина Солерну не нравилась.
— А где ваша семья? — вдруг спросил Николетти.
— Далеко на юге. Почти у границы с Эстантой. Они там, наверное, даже ничего не слышали о том, что происходит в столице.
— Вы за них не боитесь?
— Боюсь, что жалование не заплатят, — процедил дознаватель. — И послать им будет нечего.
— Почему бы им не попробовать поработать, — пробормотал Николетти. Дознаватель холодно промолчал — эта идея была для него совершенно дикой. Эскивели из Солерна никогда не марали рук, как какие-нибудь крестьяне! Хотя в глубине души Ги считал, что мужья его сестер тоже могли бы поступить на службу королю — возможно, тогда бы они перестали плодить с такой скоростью детей, которых содержал Солерн.
Перед Эксветеном их надолго задержал амальский караул: сержант въедливо и подозрительно, с сильнейшим акцентом, допросил Солерна и мастера о цели их визита. Похоже, регент не обольщался ни насчет своей победы, ни насчет верности даларацев. Наконец их пропустили; дознаватель спросил о капитане де Турвеле, но амальский сержант ему не ответил.
Турвеля они нашли перед Залом Ястребов. Капитан хмуро смотрел на амальских солдат, которые вдесятером охраняли арестованный парламент. Если б все сто шестьдесят восемь парламентариев вооружились скамьями и попробовали выбить двери, то караул едва ли смог бы их удержать. Но парламентарии сидели тихо… пока.
— Как они там? — спросил Солерн.
— Пока не бунтуют, — буркнул капитан гвардии и вполголоса добавил: — Мы передаем им понемногу еды, но их там больше полутора сотен. Не знаю, сколько они продержатся.
— Что говорит регент?
— Приказ об аресте не отменил. Будут сидеть, пока не признают законность его власти. Зачем вы здесь?
— Мне нужно попасть в Анжеррас, но окраины столицы фактически в руках мятежников. Мне нужна ваша помощь, чтобы выбраться из города. Вы упоминали ход из Вдовьих покоев к реке?
— Зачем вам в Анжеррас? — насторожился Турвель. Солерн коротко рассказал ему про обнаруженный в Мосте Невинных ход, дикого мастера и необходимость поимки того, кто помог горожанам перерезать гвардейцев во время попытки казнить Жальбера. Глаза Капитана, конечно, загорелись при мысли о мести, но он недоверчиво уточнил:
— Вы уверены? В смысле, уверены, что чертежи этого дель Фьоре все еще там?
— Вряд ли ваш дикий мастер отыскал их в библиотеке кардинала Барберини, — нетерпеливо ответил Николетти, — так что да, уверен.
— Но если весь город пронизан этими тайными ходами, то лучше сообщить… — капитан запнулся.
— Кому? — устало спросил Солерн. — Герцогу фон Тешену?
Турвель холодно взглянул на амальский караул. Регент, похоже, окончательно испортил отношения с гвардией — Ги мог только удивляться тому, как человек, способный внушить такую любовь своим солдатам, никак не мог найти общий язык со всеми остальными людьми в мире, включая собственного брата.
— А графу де Фонтанжу вы об этом докладывали?
— Ему нужны результаты, а не доклады. То есть пойманный мастер, а не рассказы о том, как его ловить.
— Гммм… обстановка у нас напряженная. Могу выделить только две лодки и не больше десяти человек. Когда вы хотите отправиться?
— Чем скорее, тем лучше.
— Хорошо. Ждите около Вдовьих покоев. Заодно выясните, как обстоят дела в Анжеррасе — насколько он безопасен для королевы и короля.
— Регент все же решил их вывезти? — удивился Солерн. Что за странный всплеск здравомыслия…
— Нет, — процедил Турвель. — Я решил. Он обходится с племянницей хуже, чем с прислугой, а принц… король все же Монбриан, хотя бы наполовину.
— Кому вы об этом рассказывали? — резко спросил Солерн.
— Вам первому. С чего такой вопрос?
— Господи, неужели не понимаете? Если аристократия узнает, что королева
