корабля, даже если тот отойдет в нейтральные воды, Бен-Гурион ответил: «Вне всякого сомнения»[285].
После полудня было объявлено о прекращении огня, чтобы можно было эвакуировать раненых. Бегин, судя по всему, никак не мог понять серьезность ситуации. Когда огонь был прекращен, Бегин и бойцы Эцеля начали петь песни подполья и посылать радиограммы: «Привет, Тель-Авив, от еврейского корабля с оружием!» и «Наш Тель-Авив, белый и голубой!»[286]. В 4 часа дня бойцы Пальмаха возобновили обстрел корабля, и Бегин, видимо, осознал, насколько настойчив Бен-Гурион в своих намерениях[287]. Алон утверждал, что они сделали несколько предупредительных выстрелов, в надежде, что «Альталена» сдастся; Бегин теперь осознал, что они рассчитывают убить его и потопить корабль[288]. И действительно, когда солдаты Ѓаганы убедились, что Бегин на корабле, они значительно увеличили интенсивность огня[289]. Тем не менее Бегин продолжал кричать через громкоговоритель, что его бойцы не стреляют в ответ. Солдаты Пальмаха были настроены решительно, в немалой степени благодаря призывам Бен-Гуриона. «Все будущее страны поставлено на карту», — сказал Бен-Гурион Алону. А Игаэль Ядин добавил: «Возможно, тебе придется убивать евреев»[290].
Бойцы Пальмаха доставили на берег пушки. Ѓилель Далески, всего два месяца как приехавший в Израиль из Южной Африки, получил приказ подготовить пушку к обстрелу корабля. Он в смятении сказал своему командиру: «Я не для того приехал в Израиль, чтобы сражаться с евреями», — на что командир ответил: «Приказ есть приказ»[291].
Далески выстрелил и промахнулся — снаряд отклонился к югу. Он вместе с расчетом навел пушку заново — снова промах, на этот раз к северу. И еще один промах. Но четвертый выстрел поразил цель, и из трюма повалил дым[292]. Огонь охватил груз боеприпасов, стал распространяться все сильнее и сильнее. Стало ясно, что корабль может вот-вот взорваться. Обстрел с берега продолжался. На корабле — вопреки желанию Бегина — подняли белый флаг.
В опасности оказались не только люди на борту «Альталены» — взрыв боеприпасов на корабле мог нанести ущерб зданиям на берегу, но с этим никто не мог ничего поделать. Осознавая, что корабль может вот-вот взлететь на воздух, бойцы Эцеля потребовали немедленно отправить Бегина на берег.
Тот отказался (его все еще преследовала память об обвинении в том, что он бросил варшавских бейтарцев), однако после того, как завершилась эвакуация раненых, члены Эцеля настояли, чтобы Бегин сел в лодку (он не умел плавать)[293]. О том, как Бегин добрался до берега, существует несколько несовпадающих между собой историй. Сам он впоследствии писал, что прыгнул в воду — хотя и не без колебаний:
Если я и продолжал оставаться на горящем корабле, то вовсе не из-за героизма, а из чувства долга. Как я мог покинуть корабль, который мог взорваться в любую минуту — а на борту еще оставались раненые! Командир сказал мне: «Обещаю, что мы все оставим корабль. Садитесь в лодку! Большинство раненых уже на берегу». И тогда я прыгнул в воду[294].
Бегин оказался на берегу, а пожар на корабле продолжался. Некоторые очевидцы, включая и Бегина, и Рабина, вспоминали, что солдаты Ѓаганы продолжали стрелять в бойцов Эцеля, плывших к берегу, стараясь использовать последнюю возможность убить их[295].
В общей сложности, включая пострадавших в Кфар-Виткин, погибло шестнадцать человек Эцеля и трое солдат Армии обороны Израиля[296]. В числе погибших был и друг детства Бегина, Абрам Ставский, несколько лет тому назад оправданный после обвинения в убийстве Арлозорова. Раненых было несколько десятков. Число арестованных составило, по разным данным, от 200 до 400 человек, а по одной оценке — 500 человек[297]. Восемь солдат Армии обороны Израиля, отказавшихся стрелять в бойцов Эцеля, были отданы под трибунал за неповиновение приказу[298]. В числе оставшихся в живых после атаки на «Альталену» был Йехиэль Кадишай, юный доброволец, бывший военнослужащий британской армии, который в 1942 году присутствовал на собрании, где Бегин (вскоре после своего прибытия в Палестину) призывал атаковать англичан, пока они не разрешат въезд евреев в Палестину. Кадишай, уезжавший из Палестины для подготовки взрыва в посольстве Великобритании в Риме в 1946 году, говорил, с присущим ему язвительным юмором, что благодаря «Альталене» он смог «вернуться домой». Ѓилель Далески, стрелявший из пушки по «Альталене», стал университетским преподавателем литературоведения и лауреатом Государственной премии Израиля (высшая награда страны). Вспоминая о событиях того дня, он позже писал: «Если бы я мог вычеркнуть из жизни лишь один день, я вычеркнул бы этот день»[299].
Бегин был слишком известной фигурой, чтобы его можно было арестовать. Он с трудом добрел до своего дома, мокрый насквозь, без очков, которые он потерял, прыгнув в воду, и без обуви[300]. Он выглядел выдохшимся, выбившимся из сил — и не удивительно. Его семья вынуждена была бежать из Бреста во время Первой мировой войны, потеряв все, что у них было. Нацисты убили его родителей и брата. При советской власти он оказался в заключении. Англичане преследовали его и вынудили скрываться. И вот теперь евреи пытались убить его.
Более часа Бегин выступал по радио Эцеля. Человек, бесстрашно смотревший в глаза советскому следователю и вынудивший англичан уйти из Палестины, теперь безутешно плакал. «Они хотели убить именно меня», — воскликнул он. Бегин изложил весь ход событий со своей точки зрения, начав с того, как он предупредил Бен-Гуриона об отплытии корабля. Он рассказал о соглашении, которое было достигнуто с Бен-Гурионом и которое, по его утверждению, премьер-министр вопиющим образом нарушил. И тем не менее он непрестанно говорил бойцам Эцеля: «Не смейте поднимать руку на своих братьев, даже в такой ситуации». Его слова звучали как заклинание: «Евреи не воюют с евреями, и нельзя использовать еврейское оружие против еврейских бойцов». Он заключил свое обращение словами: «Да здравствует еврейское отечество! Да здравствуют герои Израиля! Солдаты Израиля — навсегда!»[301].
Но главная мысль, проходившая через все обращение: мы не должны мстить. «Не может быть гражданской войны, когда враг стоит у наших ворот!» — буквально кричал он в микрофон. На следующий день он выступал перед группой бойцов Эцеля, и один из них вспоминает его слова: «Ни единой пули по евреям! Наши враги — арабы!»[302].
После радиообращения Бегин публикует брошюру, в которой резко отзывается о «диктаторском режиме» Бен-Гуриона, предупреждает, что дело может кончиться «концентрационными лагерями», называет премьер-министра «безумным диктатором», говорит о нем как об «этом дураке,
