я уполномочен — от имени правительства Израиля — конфисковать все оружие и боеприпасы, доставленные на берег Израиля в зону моей юрисдикции. Я уполномочен потребовать, чтобы вы передали мне весь груз для хранения, а также информировать вас, что вам следует связаться с представителями верховного командования Армии обороны Израиля. Вам рекомендуется незамедлительно выполнить этот приказ. В случае вашего несогласия я уполномочен использовать все имеющиеся в моем распоряжении средства для того, чтобы обеспечить выполнение приказа и реквизировать оружие, доставленное на берег, передав его из частных рук в распоряжение правительства Государства Израиль. Я хочу проинформировать вас, что весь этот район окружен должным образом вооруженными воинскими частями и бронемашинами, и что все дороги блокированы. На вас будет возложена вся ответственность за любые последствия в случае невыполнения вами этого приказа. Невооруженным иммигрантам будет разрешено отправиться в места их расположения, выбранные в соответствии с вашими планами. У вас имеется десять минут для того, чтобы дать ответ.
По мнению Галили, этот ультиматум предоставлял Бегину возможность «с честью выйти из сложившейся ситуации». Однако стороны в очередной раз оказались не в состоянии понять друг друга — Бегин с негодованием воспринял саму мысль об ультиматуме, равно как и о том, что ему было дано смехотворно короткое время для выполнения условий. Он даже не собирался отвечать на сказанное. Не воспринял он всерьез и угрозы военных. «Нам необходимо как можно скорее разгрузить корабль, пока не прибыли представители ООН. Не верю, что у наших военных имеются недобрые намерения». И, роковым образом недооценивая макиавеллизм Бен-Гуриона, он добавил, обращаясь к одному из своих помощников: «Проблема у нас может быть только с ООН»[274].
После полудня 21 июня командиры Эцеля попытались убедить Бегина направить корабль в Тель-Авив. Положение дел в Кфар-Виткине, который был давним оплотом Ѓаганы, ухудшалось и могло стать еще хуже. И тут началась ружейная стрельба. До сегодняшнего дня неясно, кто выстрелил первым. Шломо Накдимон, израильский журналист, автор многочисленных материалов о событиях, связанных с «Альталеной», высказывает соображение, что первыми открыли огонь солдаты Армии обороны Израиля и что в начавшейся неразберихе бойцы Эцеля стали стрелять в ответ. Однако Ѓилель Кук, присутствовавший на берегу Кфар-Виткина, утверждает, что первые выстрелы сделали бойцы Эцеля — но стреляли они в сторону моря, давая тем самым понять, что готовы к бою[275].
Согласно воспоминаниям Яакова Меридора (который в свое время убедил Бегина принять на себя руководство Эцелем, а во время описываемых событий был членом верховного командования Эцеля), когда началась стрельба, бойцы Эцеля на борту «Альталены» получили приказ не открывать ответный огонь. Сам Бегин лежал на берегу, над головой его свистели пули, а он упорно не желал отступать. Наконец он, ругаясь на иврите и на идише и будучи не в силах поверить в происходящее, снова поднялся на борт корабля[276]. Для некоторых членов Эцеля стало ясно, что Бен-Гурион распорядился убить Бегина, чтобы покончить раз и навсегда с их соперничеством. Перестрелка привела к жертвам: шесть убитых и восемнадцать раненых у Эцеля, двое убитых и шесть раненых у Армии обороны. Бен-Гурион, опасаясь, что протесты в связи с убийством бойцов Эцеля приведут к дальнейшим беспорядкам, не позволил похоронить погибших бойцов Эцеля в Тель-Авиве[277].
Евреи убивали евреев. Сторонники Бегина настаивали, чтобы он покинул место боя. В 9:35 вечера «Альталена» отплыла из Кфар-Виткина, с Бегином на борту, и медленно двинулась в сторону Тель-Авива, куда она и прибыла к полуночи, в сопровождении израильских военных судов. После того, как корабль покинул Кфар-Виткин, остававшийся на берегу Меридор поднял белый флаг, сдаваясь окружавшим его бойцам Ѓаганы, хотя и не ясно было, от чьего имени он отдавался[278].
Для Бегина и Эцеля прибытие к тель-авивскому берегу стало удачным исходом. «Альталена» села на мель, однако случилось это на самом людном месте, на виду публики, прогуливавшейся по набережной, туристов, живущих в прибрежных гостиницах, репортеров и наблюдателей ООН, которые могли следить за происходящим с балконов своих гостиничных номеров[279]. В своей книге «Восстание» Бегин позднее писал, что Эцель решил поплыть в Тель-Авив потому, что «там мы бы избавились от осады, а мне могла бы представиться возможность напрямую связаться с представителями правительства и положить конец тому, что я все еще считал отчасти неприятным недоразумением»[280]. Он продолжал утверждать, что они причалили в районе улицы Фришмана не потому, что тем самым они оказались на виду всей общественности, а потому что это было первоначально намеченное место стоянки. Как бы то ни было, но теперь происходящее на «Альталене» мог видеть весь город.
От Армии обороны Израиля ответственным за проведение операции был Игал Алон, бывший командир Палмаха. Ицхак Рабин оказался в тель-авивском штабе по случаю и был вынужден участвовать в происходящем. «Это было похоже на военный путч», — вспоминал Рабин в интервью, через полвека после случившегося. Но даже и через пять десятилетий недоверие к Бегину, воспитанное Бен-Гурионом, не ослабело. К тому времени уже не оставалось сомнений, что никакого путча не было, но Рабин все еще не мог этого признать. Максимум, на что он мог пойти — это сказать: «Право, не знаю, но складывалось такое ощущение…»[281].
Рано утром 22 июня, во вторник, правительство Бен-Гуриона сделало последнюю попытку, и громкоговорители разнесли по тель-авивскому побережью: «Внимание! Внимание! Представители правительства и армии поднимутся на борт корабля и организуют эвакуацию людей, помощь раненым и разгрузку судна»[282]. Бегин не возражал — при условии, что вместе с ними поднимутся также и его представители. Однако Ѓагана не приняла это условие.
Бегин убеждал людей на берегу не идти на вооруженный конфликт. Он приступил к выгрузке оружия «для нас и для вас. Мы ведь здесь, чтобы сражаться вместе, — кричал он с борта корабля. — Мы не станем стрелять в наших братьев»[283]. Но его призывы не возымели действия. Армия открыла огонь, и тогда бойцы Эцеля, бывшие на борту «Альталены», ответили им тем же, вопреки приказу Бегина. Один из офицеров Эцеля крикнул: «Почему вы стреляете в евреев?» Рабин ответил: «Пусть евреи перестанут стрелять в нас — тогда и мы не будем стрелять в евреев»[284].
Однако Бен-Гурион был полон решимости прибегнуть к силе. В этот день он направил послания нескольким своим коллегам, в которых описывал «измену» Эцеля и настаивал на применении оружия для подавления сопротивления. Когда министр внутренних дел спросил его, будет ли он по-прежнему настаивать на задержании
