столе.
— Честно говоря… я до сих пор не верю, что это не сон… Всё щипаю себя и боюсь проснуться.
— Я тебя понимаю, я была такой же… — смеётся Аниса и смех её походит на хрусталь — такой же хрупкий и нежный, как и она сама. — Но поверь, к хорошему привыкаешь быстро. Ой, простите, но мне нужно бежать к детям…
Подхватив стопку бумаг, девушка, больше напоминая изящную бабочку, покидает кабинет.
— Какая красивая… — произношу ей вслед.
— Да, и трудолюбивая, чего не скажешь о её избраннике… — качает головой Дин. — Но сердцу, как говорится, не прикажешь. Да и пережить им пришлось немало.
— Они тоже сбежали из города?
— Угу. Только сами, без нашей помощи. Вот и скитались по Диким землям, умирая от жажды и голода. Но примечательна их история совсем не этим…
— А чем же?
— Дело в том, что Тьер… ну… он из особенных.
— Из особенных? — повторяю недоверчиво, воскрешая в памяти худую сутулую фигуру и осунувшееся лицо-ромб. — Но как же это?
— Любовь странная штука… — пожимает плечами Дин, уводя меня вниз. — Благодаря ей меняешься. Так вышло с Тьером. Ради Анисы он отказался от всего, что имел… И ты только представь, каково оказаться на Либерти человеку, который тяжелее ручки в руках ничего не держал… Конечно, ему здесь приходится несладко. Но и филонить у нас тоже не получится. Пойдём, я отведу тебя на Ферму, где он сейчас трудится, и ты сама всё увидишь.
В заточении. Луч надежды
Сегодня случилось маленькое событие. Спуская еду в камеру, один из охранников кое-что уронил.
С гулким стуком нечто шлёпнулось о каменный пол. Я даже замерла, боясь, что он мог услышать. Но нет, вроде пронесло.
Как только окошко над головой закрылось, я упала на колени и принялась рыскать по полу, в поисках предмета, уговаривая себя не возлагать больших надежд. Но сущность человека такова, что пока он дышит, он продолжает верить.
В чудо, в эйдоса, в судьбу.
На самом деле, не так уж важно, во что верить — вера понятие абстрактное, но именно она придаёт сил в тяжёлые дни.
Коленки уже невыносимо горели от холода и боли — шершавый камень расцарапал кожу, но я не сдавалась. Пойманной птицей в голове билась навязчивая мысль: а вдруг это… что? Ключ от камеры?
Как же, держи карман шире!
И всё-таки меня не отпускала надежда найти что-то полезное. И мои труды были вознаграждены — наконец-то в углу под скамейкой пальцы наткнулись на какой-то предмет цилиндрической формы. Гладкий. Холодный на ощупь.
Шариковая ручка?
Покрутив его в руках, я нащупала сверху прорезиненную кнопку. Щёлк. Словно нож, темноту разрезал узкий лучик света, аж глаза заслезились.
Да это же фонарик!
Маленький карманный фонарик, но для меня он был подобен солнцу. С тех пор стало гораздо легче переносить тяготы своего заточения, потому что, когда становится совсем невмоготу, я могу включить огонёк надежды.
И пусть это всего лишь малюсенькая лампочка, но от её света всё равно становится немножко теплее.
14 глава. Ферма, Теплица и щепотка веры
На сей раз мы огибаем Дом слева и спустя всего несколько минут оказываемся прямо в лесу.
Вокруг стройными рядами деревья, под ногами сухие иголки шуршат. Вот где-то ухнула птица, а другая ей вторит. На небе — ни облачка, но сквозь густые кроны деревьев солнце едва пробивается к нам, отчего создаётся впечатление, что уже наступил вечер.
— А вот и Ферма…
Впереди вырастают несколько одноэтажных зданий и пара небольших загонов. Здесь пахнет скошенной травой, молоком и непрошеными воспоминаниями.
В Питомнике у нас тоже был старый хлев — всего пара коров, да с десяток кур. Мы сами ухаживали за животными, а в награду получали раз в неделю варёные яйца да стакан молока. Покинув Питомник, я ни разу не пила такого сладкого молока — из фудбокса оно непременно оказывалось каким-то безвкусным.
Из ближайшего здания выходит мужчина с лопатой, в котором я узнаю Тьера. Лицо кривое, губы плотно сжаты.
— Добро пожаловать на ферму, — гнусавит он, снова дёргая нос пальцами — сначала влево, потом вправо. — Ну и запашок, да? Даже моя аллергия не спасает…
— Не так все ужасно, Тьер! — замечает Дин. — Покажешь нам всё?
— Конечно! Мои владения к вашим услугам!
Он в шутливой манере расшаркивается, но выходит совсем не смешно.
— Итак… Начнём отсюда… — Тьер пропускает нас в первую постройку, откуда всего минуту назад вышел сам. — Это апартаменты птиц. Их у нас всего ничего, но гадят они так, точно их целый табун.
— Хватит ныть! — Дин, кажется, уже раздражён. — Ты работаешь на Ферме всего второй день, а причитаешь так, будто целый год. У нас есть одно правило, — он поворачивается ко мне, — все жители меняются время от времени работой, чтобы не скучали. Ну и чтобы не было обидно. Тьер попал сюда прямиком из Кухни.
— И сколько дней тебе здесь осталось? — спрашиваю, забавляясь.
— Ещё три. Целая вечность… — вздыхает Тьер. — Я бы с удовольствием вернулся на Кухню.
— А на Кухне он ныл, что натёр мозоли, пока дробил жёлуди. Надеюсь, Кара, ты окажешься не такой неженкой? — Дин подмигивает. — Ты ведь не из особенных, которые привыкли, что им всё принесут да подадут…
Тьер вспыхивает — сквозь куцую щетину я вижу, что кожа его пошла красными пятнами.
— Давайте сюда…
Он заводит нас в следующую постройку. По всему видно, что мечтает поскорее избавиться от гостей. Тут сеном пахнет ещё сильнее — вон оно, навалено горой в углу. Посередине стоит дряхлое корыто, которое сейчас пустует.
— Здесь у нас апартаменты лосих, но сейчас никого нет…
— Лосих? — не верю я. — Как же такое возможно? Они же дикие животные…
В конце концов, одно дело приручить птиц и совсем другое — диких лосей.
— На самом деле всё просто. Мы их подкармливаем зимой — когда в лесу особо не разгуляешься! — отвечает Дин. — Они привыкают к теплу и заботе, поэтому весной приходят рожать сюда… Вот тут важно успеть сразу унести лосёнка и вымазаться в околоплодных водах. Да-да, иначе лосиха не примет тебя за своего детёныша и не подпустит к себе. После этого её можно доить. Часть молока идёт настоящему лосёнку, а часть мы забираем себе. Лосиное молоко очень питательное, жаль, что доить их можно только до конца сентября.
— А почему сейчас здесь пусто?
— Лосихи возвратились в лес и приходят только дважды в день на дойку да полакомиться. Лосят держат в
