«Ты хороший помощник, – звучит равнодушно. – Ты классный! – уже эмоциональнее. К счастью, парень уточняет, добавляя:
– Ты придумала мне прозвище?
О нет, только парень.
– Хочешь, чтобы я тебя как-то называла? – приподняв брови, удивляюсь я.
– Это зависит от…
– Ой, ну ладно, – легонько толкаю его локтем. – Я выберу хорошее имя.
– Если оно не будет случайным.
– Случайным не будет, – обещаю я и выдаю секундой позже: – Дмитрий?
– Звучит как случайное имя.
Мы пробираемся сквозь траву. Она колышется и щекочет ноги. Я почесываю ухо.
– А чем тебе не нравится?
– Не знаю.
– Ничего плохого в нем нет.
– Оно слишком…
Гость замолкает. Я жду продолжения. Он молчит.
– Хорошо, – у меня есть другие в запасе. – Что скажешь про Тристана?
– То же, что и про Дмитрия.
Мы прошли луга. Перед нами возвышается скала.
– Они оба…
Он наморщил лоб.
– Что? – тороплю его.
На этот раз ему не отвертеться.
– Обещай не смеяться.
– Обещаю.
Парень выгружает бревна у подножия горы.
– Работяга.
Я взрываюсь от смеха.
– Ты обещала!
– Знаю. Я ужасна. Прости.
Работяга-симпатяга. Гость обижен. Ему не смешно.
– Просто Работяга.
– А ты бы как назвала?
– Уголек или Тьма.
– То есть для тебя я темный?
– Нет трагичных историй в биографии?
– Не-а. Трагичных, говоришь?
Безудержный смех, от которого болит пресс, наконец, отпускает меня. Мы стоим в тени скалы. Не работаем и не двигаемся. Просто разговариваем. Хочу, чтобы этот момент продлился.
– Поляна?
– Нет.
– Прекрати отвергать мои имена.
– А ты прекрати штамповать их, – он хмурится и пристально смотрит мне в глаза. – Называешь первое, что приходит в голову?
– А что?
– Имена подобны лицам в наших снах. Может, ты знаешь только те, что встречала.
– Тебе придется описать эту теорию. Опубликуешь ее в каком-нибудь экспертном журнале, когда мы уберемся с острова.
«Тебя наймет какая-нибудь иннотехническая фирма».
Откуда я это взяла?
– Я? – спрашивает он, отвлекая меня.
– Что я?
– Уберусь с острова? – его голос звучит без горечи и обвинений. Слова мягкие, как капли начавшегося дождя. Он стоит лицом к хребту. – Можешь не отвечать.
И начинает восхождение, оставляя меня в угрюмом молчании.
Прекрасно. Просто великолепно. Как он может говорить что-то подобное и заставлять меня злиться из-за его намеков. Ведь он сам тоже неравнодушен к идее покинуть остров… Или?
Наблюдаю за ним за ужином и за мытьем посуды. Он не дает мне зацепок. Мы расходимся на ночь. Я ворочаюсь всю ночь. Его вопрос не дает покоя.
Уберусь с острова?
Места на плоту, возможно, хватит для нас двоих, если продолжу строительство. Настоящая проблема – еда. Мы не накопили ее достаточно для путешествия неопределенной продолжительности.
«Отплыву первой, – решаю я, – и избавлю парня от мучительной смерти в море, если потерплю неудачу».
А если все получится и я найду Кей, то уверена: она поможет спасти его. С чего я решила, что его нужно спасать? Что, если у него есть кто-то, кого он должен найти? Кто-то, кого он не помнит? И даже если не помнит… или действительно одинок, разве ему не хочется домой? Неужели его жизнь не важнее моей, только потому что его не ждут и не любят?
– Не спится?
Вихрь мыслей затихает. Киваю и говорю «да» на случай, если темно и не видно. Он подходит к дивану. Я сажусь и подгибаю ноги, освобождая место. Подушка сжимается под моим весом, и что-то внутри меня тоже сжимается, приспосабливаясь к его присутствию. Я думала, он продолжит сказанное у хребта, поэтому удивляюсь вопросу:
– Тебе когда-нибудь снились вещи, в которых не можешь разобраться?
– Иногда.
Иногда мои сны кажутся слишком хорошими, чтобы быть правдой. Как голубое море, чистое небо и белая лестница, соединяющая их.
– В основном мне снится сестра.
Или плавание в океане, которое обычно заканчивается тем, что я просыпаюсь в море.
– А тебе?
Минуту слышу свое ровное дыхание и дождь за окном.
– Белый. Все, что вижу во сне, – это белый цвет.
– Какой именно белый?
– Просто… белый, – он тяжело вздыхает, – тот, от которого слепнешь. Белый хуже, чем ничего.
Голос парня затихает. В нем чувствуется едва различимый страх, который больно слышать. Медленно пододвигаюсь к нему.
– Не знаю, как тебе это удалось так долго здесь…Что?.. Что ты делаешь?
– Расчесываю твои сны.
Одну руку я кладу ему на плечо, другой провожу по его волосам. Он замирает. Не двигается. Убираю руку и кладу голову на его плечо.
– А это? – он как будто перестает дышать.
– Слушаю твои страхи. Положи свою голову на мою.
Секунду спустя осторожно кладет голову. Очень-очень осторожно, как будто боится проломить мой череп. Тихонько дышит. Его дыхание ровное. Я чувствую его. Мы сидим рука об руку в тишине. В конце концов говорю шепотом:
– Ты слышишь мои страхи?
– Нет.
Только подумала, что для него это может казаться странным и глупым, как он добавляет:
– Слышу море.
Я улыбаюсь. Может, все еще улыбаюсь, когда вижу во сне, как гуляю с Кей по пляжу. Она наклоняется, подбирает ракушку и протягивает ее мне.
– Спираль Фибоначчи.
Обычно после таких сновидений я просыпаюсь на пляже, в воде. Однако сегодня утром вижу свет в старом добром окошке М. М. Что-то стучит у меня под ухом. Сердце.
Мое собственное сердце, вялое ото сна, мгновенно просыпается, как только вижу результат гравитации. Ночью моя голова, видимо, упала на грудь гостя, и мы оба, судя по всему, упали на диван. Одна его рука свисает до пола, а другая покоится на моей талии. Его голова откинута назад, обнажая бледное горло.
Дотрагиваюсь до собственного. Синяки перестали болеть. Та ночь во время грозы теперь кажется сном. Парень рядом со мной (или подо мной?) теплее, чем любое ковровое одеяло. Мне не хочется уходить, но плоты не строятся сами по себе. Я аккуратно убираю его руку со своей талии и поднимаюсь.
