Это письмо успокаивает Надежду и укрепляет ее в решимости посвятить себя музыке и избранным ею композиторам. Обладая боевым характером, она торопится в Байрейт, где поклонники Вагнера готовят торжества во славу своего идола. Исполнение «Валькирии», второй части «Кольца Нибелунгов», – событие, сопровождаемое стечением огромного количества людей. Надежду приводит в изумление ожесточение, с которым вагнеровские адепты кричат направо и налево, что эта музыка, то грандиозная, то лирическая и задушевная, содержит философское послание на благо всему миру. Отказываясь верить в ценность для всего мира этого проявления германской кичливости, она принимается в театральном фойе и в салонах города ядовито критиковать псевдореволюционное искусство Вагнера, противопоставляя ему искусство искреннее, сдержанное и чувственное Моцарта, Шуберта и Чайковского.
Во время этого пребывания в Германии она имеет возможность встретить Николая Рубинштейна, обольстительного Франца Листа, виртуозность которого приводит ее в восхищение, и многочисленных немецких, английских и русских любителей музыки, которые толкаются и нападают друг на друга, поскольку одни вагнеристы, раз это модно, а другие антивагнеристы, по традиции или из патриотизма. Поскольку никто вокруг нее не произносит имени Чайковского, у нее внезапно возникает ощущение, что на нее возложена величайшая миссия – открыть уши этому стаду заблудших для музыки того, кого она уже сейчас считает своим протеже и своим владыкой.
Глава II
После недолгого пребывания в деревне, в своем имении, Надежда фон Мекк возвращается в Москву, где снова оказывается во власти своей идефикс и принимается нетерпеливо расспрашивать придворного музыканта из своей небольшой свиты, Иосифа Котека, о загадочном Чайковском. Ей довелось слышать, что тот недавно обвенчался с французской певицей Дезире Арто. Что в этой истории правда? Со своей обычной осторожностью Котек отвечает, что легкий роман действительно на время сблизил диву и композитора, однако карьера заставляет ее все время ездить по миру, а Чайковский, будучи очень привязанным к Москве, не решился покинуть, хотя бы на время, Россию, где на его попечении находятся многочисленные родственники. Помолвка, таким образом, была с обоюдного согласия расторгнута, и Дезире Арто от отчаяния вышла замуж за некоего тенора, привычного, как и она сама, к постоянным разъездам по турне. Эта новость несколько успокаивает Надежду и одновременно болезненно обостряет ее аппетит. Она представляет, что подстерегало бы едва избежавшего опасной Дезире Арто Чайковского в случае абсурдной женитьбы и неизбежного отцовства, какой ад супружеского притворства, отупляющих пошлостей, детских болезней и повседневных избитых фраз. Дабы уберечь его искусство, необходимо оградить его от мелких огорчений обыденной жизни, с ее удовольствиями для тела, которые отворачивают дух от великих творческих свершений. Сколько хрупкой музыки не смогло родиться, задохнувшись под ворохом неоплаченных счетов, перепачкавшись грязными пеленками, опрокинутыми ночными вазами и бесконечными женскими недомоганиями! Всякий композитор, достойный того, чтобы носить это имя, должен отказаться жить как другие, дабы иметь возможность творить лучше, чем другие. Обуреваемая столь категоричными мыслями, Надежда узнает, что 17 февраля 1877 года Чайковский будет лично управлять в Большом театре исполнением своего нового произведения, «Славянского марша», на написание которого был подвигнут ужасами Русско-турецкой войны. На этот концерт она отправляется с ощущением, что это она, а не Чайковский, предстанет перед судом публики.
Первые же звуки, ошеломляюще патриотичные, потрясают ее до глубины души. Воинственный клич медных труб вселяет в нее саму боевой дух. Она чувствует гордость от того, что она русская, и еще большую гордость от того, что является соотечественницей Чайковского. Однако у него самого вид вовсе не праздничный. Оказавшись во главе оркестра случайно, он стоит неуверенно, согнувшись, втянув шею, сгорбив плечи, словно испуганный ураганом музыки, вырывающимся из-под его робкой палочки. Можно было бы подумать, что он не автор этого триумфального марша и что это марш постепенно возвеличивает того, кто им управляет. В конце он кажется совершенно изможденным, неловко приветствует публику и скрывается за кулисами. Несмотря на бурю аплодисментов и вызовы, на сцене он больше не появится. Надежда в недоумении. Неужели он настолько же робок, насколько гениален? Это предположение делает его для нее вдвойне дороже, ведь человек робкий больше, чем любой другой, нуждается в защите, совете. А христианская помощь ближнему, думает Надежда, это ее дело. Ее попросту переполняет материнская нежность к этому зрелому мужчине, который, как она теперь прекрасно знает, лишь большой ребенок!
Так, выбрав будущую жертву своей благотворительности, она снова открывает по юному Котеку артиллерийский огонь своего любопытства. Чем больше ее восхищение Чайковским, тем больше ей нужно знать о его работе и жизни. Что он делает в этот момент? О чем он думает? На что он живет, какова его семейная ситуация, каковы вкусы в области музыки, литературы, театра? Много ли у него друзей? Ищет ли он женского общества? Атакуемый сотней бестактных вопросов, Котек отвечает осмотрительно, понизив голос, словно боясь выдать государственную тайну. Да, Чайковский, близким другом которого он является, работает в этот момент над симфонией и даже подумывает об опере, но его преподавательская работа в консерватории отнимает у него слишком много времени, и он при всяком случае клянет свои обязанности, которые мешают ему заняться творчеством. Если бы ему хотя бы щедро платили! Но жалованье он получает более чем скромное, тогда как жизнь в Москве безумно дорога. Помимо этого, он вынужден помогать семье, о которой меньшее что можно сказать, так это что она очень многочисленна и неимоверно расточительна. Конечно же, отец семейства Илья Петрович, бывший горный инженер, достоин всяческого уважения, но, неспособный уследить за своими деньгами, он подчистую разорился и находится на иждивении у своих пяти сыновей: Петра, Ипполита, Николая, Анатолия и Модеста, а также дочери Александры. И если Ипполит и Николай имеют прочное положение и безупречное поведение, если Александра вышла замуж за достойного человека, то двое младших, Модест и Анатолий, без конца клянчат деньги у своего брата, который старше на десять лет, великого композитора, гордости семьи. Зная о почти женской чувствительности старшего брата, они пользуются любым предлогом, чтобы разжалобить его. Узнав о том, что Модест решил оставить свою сомнительную юридическую и журналистскую деятельность, чтобы посвятить себя, при условии подходящего материального обеспечения, воспитанию семилетнего мальчика Коли, глухонемого с рождения, Петр Чайковский был настолько взволнован, что расплакался на людях. Он не успокоился, пока не получил заверение в том, что отец Коли, некий Конради, возлагает все свои надежды на этого посланного провидением опекуна, веря, что сын его когда-нибудь исцелится. По словам Котека, это желание Модеста посвятить свою жизнь неполноценному ребенку настолько растрогало Чайковского, что он был готов простить младшему брату все прежние ошибки. Рассказывая об этом семейном эпизоде, Котек и сам говорит срывающимся голосом, и глаза его увлажнились.
Но Надежда догадывается, что взволнован он не заботой Модеста о маленьком Коле, а наивностью и добротой Чайковского, всегда беззащитного, сердцем которого может походя играть всякий. Вдруг она вспоминает, что говорят злые языки о странных нравах Николая Рубинштейна и об оргиях, которые он якобы устраивает с некоторыми учащимися консерватории, девушками и юношами. Не из числа ли тех Иосиф Котек, кто тайком предается там играм, осуждаемым моралью? А Петр Чайковский, свой в этих кругах, позволяющих себе все, что угодно, под прикрытием художественной свободы, не следует ли и он примеру этих искателей запретных удовольствий? Но нет, подобное отклонение так или иначе отразилось бы на его музыке. А эта музыка обладает искренностью, правдивостью, небесной чистотой. Подозревать его – такое же святотатство, как отворачиваться от иконы. Из всего сказанного Котеком Надежда фон Мекк пожелала запомнить лишь одно: у Чайковского нет денег и есть гениальность, тогда как у нее гениальности нет, зато денег столько, что она не знает, что с ними делать. Логический вывод видится ей с ослепительной четкостью. Из любви к музыке она должна помочь Чайковскому. Этот жест, на первый взгляд лишенный заинтересованности, принесет двойную выгоду. Став меценатом композитора, она заслужит его дружбу и сможет, если будет угодно Господу, в дальнейшем взять на себя завидную роль его советчицы и вдохновительницы. Избавив его от каждодневных забот, оберегая его от обступающего со всех сторон уродства, купив его, она окажет услугу России, которая испытывает недостаток в великих людях, и себе самой, с детства мечтавшей о неподвластном времени единении с существом высшим. Решив убить одним выстрелом двух зайцев, она достает тяжелую пригоршню золотых рублей и заворачивает их в записку с лаконичным текстом. Не оскорбится ли он этой навязанной ему и не вполне приличной денежной помощью? Результата своих добрых намерений она ожидает с трепетом. Однако следующее утро успокоит ее. Чайковский не только не шокирован дерзостью ее жеста, но и признается, что ее щедрость пришлась как нельзя кстати.
