Те, кто уехал из Москвы в эвакуацию, рассказывали, как получали такую норму, как и остающиеся, но им выдавали и специальные «рейсовые» карточки (их выдавали также и командировочным), по которым можно было получить продукты по пути следования. Главным богатством был, конечно, хлеб. По «отоваренным» на одной из станций карточкам была получена большая банка с кильками, банку положили в чемодан, от жары она взорвалась, безнадежно испортив вещи. А вот приехав из голода в относительно сытное место, эвакуированные оказывались в другом мире. Так, базары в Алма-Ате ломились. Но продавцы предпочитали натуральный обмен, а у эвакуированных вещи, годящиеся на это, быстро закончилось.
Алма-Ата недаром переводится как «дедушка яблок». Яблочные сады после появления огромной массы эвакуированных подвергались самым настоящим набегам. Не привыкшие к такому количеству яблок «воришки» страдали от расстройства желудка. Сторожа гонялись за ними, заставляя вернуть похищенное, но бывало, глядя на жалкие, дрожащие от голода фигурки, разрешали уйти с яблоками, говоря: «Приходите еще, только не воруйте, не ломайте ветки, а попросите. Мы – дадим!» Студенты эвакуированных институтов питались в столовых, где на входе надо было сдать пропуск, получить ложку и талон, по которому на обед выдавали суп-затируху из муки с несколькими каплями хлопкового масла и кусок хлеба. Облизанную ложку возвращали и получали пропуск обратно. Хорошо умевшие рисовать студенты архитектурного и чертить – авиационного институтов занимались подделкой талонов, и нередко можно было увидеть кого-то, кто быстро-быстро ел суп сразу из нескольких тарелок. Основным лакомством были пончики из пшеничной муки второго сорта с патокой из сахарной свеклы, в изобилии произраставшей в этом регионе.
Те же, кто работал на оборонных предприятиях, помимо «рабочих карточек» имели право на дополнительный обед по специальному талону. Главным в этом обеде были 200 граммов хлеба, а так летом – щи из крапивы со свекольной ботвой, овсяная каша, зимой – овсяные каша и суп. Самым трудным было донести дополнительный обед после работы домой, детям, тем родственникам, кто не был счастливым обладателем «рабочей карточки». Тут требовались плотно закрывающиеся судки, кастрюльки. Некоторые умельцы делали судки из отходов производства. Пойманный мастером один из пятнадцатилетних рабочих должен был за изготовление таких судков пойти под суд, но – довольно редкий случай! – особист, увидев этого, с позволения сказать, рабочего, стоящего перед станком на табуретке, пожалел нарушителя трудового кодекса и ограничился конфискацией уже сделанных судков.
Когда в конце 1943 года институты начали возвращать в Москву, на дорогу выдавали кусок топленого масла и буханку серого хлеба. Продержаться на этом всю дорогу было невозможно, и студенты пробавлялись кто как может. Наиболее ушлые покупали в районе Аральского, тогда еще – существовавшего, моря соль и продавали ее в Европейской части, за Волгой. Или меняли на сало, хлеб. Меню в московских столовых не отличалось разнообразием и состояло обычно из крапивных щей и биточков из дрожжей. Но во многом ситуация была схожей со сложившейся во Львове. Те же ботва, щи из крапивы.
Оставшиеся в Москве добывали деньги продажей книг, собирали картошку в подмосковных колхозах при условии десять мешков колхозу, одиннадцатый – тебе. Мешки были огромные, собрать десять удавалось, работая от зари до зари, далеко не всем, но главное было – дотащить одиннадцатый, свой, до станции. Однажды во время сбора картошки мальчишки из одной московской школы украли гуся, сунули его в мешок, засыпали картошкой, привезли как свой одиннадцатый в Москву. Гусь, однако, в мешке не помер, а будучи освобожденным, устроил в коридоре коммунальной московской квартиры настоящий «бой гусей», пока не упокоился со свернутой одноногим инвалидом войны шеей…
Огромным подспорьем стали продукты, поступавшие по ленд-лизу: в первую очередь – тушенка, лярд (топленый нутряной свиной жир), яичный порошок, галеты, мармелад, сигареты. После окончания войны в Москве была открыта база Особторга, на которую поступали вещи и товары из Германии по репарации. Добыть талон на эту базу было огромным счастьем, в основном полученное по талону продавалось на Центральном рынке, вырученные деньги тратились в коммерческих магазинах. Особым шиком было угостить девушку мороженным эскимо, которое продавалось без карточек, на деньги.
Карточки были отменены Постановлением Совета министров и ЦК ВКП (б) от 14 декабря 1947 года. На следующий день после их отмены в буфете Архитектурного института появились городские (тогда – «французские») булки со сливочным маслом и красной икрой и сосиски с зеленым горошком. Появились-то появились, но денег, чтобы купить булки и сосиски, практически не было ни у кого…
…Продовольственное довольствие и снабжение воющих сторон, Красной армии и вермахта – отдельная, глубокая и интересная тема. На фронтах, в полевых кухнях, обычно не готовили драники. Однако разница в довольствии солдат противоборствующих армий добавляет важные штрихи к, так сказать, «продовольственной» картине войны. Нормы суточного довольствия для немецкой армии были практически по всем пунктам выше, чем для советской. Например, мяса советский солдат в составе боевых частей должен был получать 150 граммов в сутки, немецкий – на сто граммов больше, картофеля в вермахте выдавали из расчета килограмм на одного солдата, в советской армии – полкило. Кроме того, в вермахте была жесткая система из так называемого неприкосновенного рациона и «железной порции». Неприкосновенный рацион состоял из твердых сухарей (250 граммов), супового концентрата, консервированной колбасы и натурального молотого кофе, а «железная порция», хранившаяся в специальной «сухарной сумке», состояла из банки мясных консервов и пакета твердых сухарей, и ее разрешалось съесть только по приказу командира.
А еще различие было в «алкогольном» довольствии. «Наркомовские» 100 граммов водки выдавались с 1 сентября 1941 года по распоряжению Государственного Комитета Обороны, на самом же деле – по распоряжению Анастаса Микояна, председателя Комитета продовольственно-вещевого снабжения РККА, от 25 июля. С 25 ноября 1942 года особым приказом Государственного Комитета Обороны было произведено разделение войск на части передовые и тыловые, причем передовым разрешалось выдавать до 200 граммов водки по особому приказу командующего фронтом, тыловым – 50. Солдаты же вермахта получали шнапс, напиток, полученный путем дистилляции, в отличие от русской водки из ректифицированного спирта. И как говорили по обе стороны фронта: «После шнапса хочется петь, после водки драться!»
Взболтать, но не смешивать
Всякий раз, когда бармен ошибается, рождается новый коктейль.
Народная мудростьРецепты коктейлей – это целая Вселенная, но существует она сравнительно недавно.
Официальной датой рождения коктейлей считается май 1806 года, когда в одной нью-йоркской газете было опубликовано следующее определение: «Коктейль представляет собой стимулирующий напиток, состоящий из различных крепких алкогольных напитков, сахара и горьких настоек». По другой, экстравагантной версии, однажды некая мексиканская принцесса по имени Xoctl предложила одному американцу некий смешанный напиток, а гость перепутал имя принцессы с названием напитка. С этой версией не согласны те, кто вспоминает, как в давние времена у хозяина бара в Нью-Йорке пропал любимый бойцовый петух. Расстроенный владелец во всеуслышание заявил, что отдаст свою дочь в жены тому, кто найдет его пропажу. Несколько дней спустя петуха, который за это время лишился хвоста, принес один офицер, и хозяину бара ничего не оставалось, как объявить о предстоящей свадьбе. Его дочь, работавшая в этом баре, от волнения начала смешивать разные охлажденные напитки, и их тут же стали называть «коктейль» – «петушиный хвост». Также есть сторонники того, что слово «коктейль» произошло от английского словосочетания cock ale, означающего «петушиное пиво», то есть смесь из крепких напитков и настоек, которой поили всё тех же бойцовых петухов.
