Я сунула кровоточащий палец в рот, чтобы унять боль, иощутила на губах соленый вкус. Затем обернулась, протянув ручку хозяину, — чем быстреея от нее избавлюсь, тем лучше.
— Вот. Спасибо.
Парень, умевший сгущать вокруг себя мрак, уставился на моипальцы, и я заметила, что на дорогущую ручку попала кровь.
— Ох, извини. — У меня не было бумажной салфетки, и явытерла ручку о джинсы.
Интересно, пятно отстирается?
Он не отрывал взгляда от моих пальцев — брезговал, наверное.Нет, в черных глазах читалось вовсе не отвращение...
Он медленно облизнул нижнюю губу.
Что за чертовщина?
«Можно перейти в другую школу, как та девчонка, чтопоцапалась с Фейт. Это выход. Еще не поздно...»
Схема рассадки вернулась к учительнице. Миссис Вильхельмпробежала глазами список имен, потом с улыбкой посмотрела куда-то позади меня:
— Давайте познакомимся с нашим студентом по обмену,Люциусом... — Она нахмурилась и посмотрела на листок: — Владеско. Я правильнопроизнесла?
Любой на его месте ответил бы утвердительно. Да кому какоедело до имен?
Но моему преследователю явно было не все равно.
— Нет, — ответил он. — Неправильно.
Я услышала звук шагов по линолеуму, и надо мной навислатень. Вновь странное ощущение — не то мурашки по коже, не то волосы дыбом...
Миссис Вильхельм встревожено рассматривала идущего к нейвысокого юношу в черном бархатном плаще. Она предостерегающе воздела палец,собираясь отправить нарушителя спокойствия на место, но странный новичок прошелмимо нее, взял маркер, с уверенным видом снял с него колпачок и летящимпочерком написал на доске: «Владеску».
— Меня зовут Люциус Владеску, — заявил он, указывая надоску. — Вла-дес-ку. Ударение на второй слог.
Заложив руки за спину, Люциус начал расхаживать переддоской, словно учитель. Он по очереди посмотрел в глаза каждому из нас, какбудто оценивая. Похоже, для него мы представляли жалкое зрелище.
— Имя Владеску очень уважаемо в Восточной Европе, —лекторским тоном продолжат он. — Это благородное имя. — Он остановился ипосмотрел мне в глаза: — Королевское имя.
Что за чушь?
— Неужели вам оно ни о чем не говорит? — Люциус не обращалсяни к кому в отдельности, но его глаза не отрывались от моего лица.
Боже, да у него глаза, словно черные дыры...
Я вздрогнула и посмотрела на Минди, которая, по всейвидимости, слушала новичка с увлечением и не заметила моей реакции. Она сиделасловно завороженная. Все остальные тоже. Никто не шевелился, не перешептывался,не черкал каракули.
Вопреки своей воле я вновь взглянула на юношу, привлекшеговсеобщее внимание на уроке литературы. На него было почти невозможно несмотреть. Люциус Владеску выглядел слишком экзотично для Лебанона, штатПенсильвания, за то вполне тянул на роль модели со страниц «Космополитена»: стройныйи мускулистый, как атлет, длинные иссиня-черные волосы, высокие скулы, прямойнос, волевая челюсть... А глаза...
Кстати, почему он с меня глаз не сводит?
— Может, расскажешь о себе еще что-нибудь? — спросила миссисВильхельм.
Люциус Владеску повернулся к ней и закрыл маркер колпачком:
— Нет, знаете ли.
Его ответ прозвучал не грубо, но и не почтительно. Онговорил с миссис Вильхельм как равный.
— Нам всем интересно послушать о твоем происхождении, —продолжила миссис Вильхельм. — Мне, например, очень интересно.
Люциус Владеску снова перевел взгляд на меня:
— Вы узнаете обо мне больше, когда придет время. — В егоголосе послышалось раздражение, и я не могла понять почему. Но я снова испугалась.— Это я обещаю, — добавил он, пристально глядя мне в глаза. — Обещаю.
Его обещание прозвучало, как угроза.
Глава 4
— Ты заметила, как новенький смотрел на тебя на урокелитературы?! — воскликнула Минди, когда мы встретились после уроков. — Такойкрасавчик! Из королевской семьи! И похоже, на тебя запал...
Я стиснула ее запястье, пытаясь успокоить:
— Мин, погоди выбирать подарок на нашу свадьбу! Знаешь, этоткрасавчик вообще-то меня пугает.
Скрестив руки на груди, подруга смерила меня недоверчивымвзглядом. Было видно, что Минди уже сделала для себя выводы о Люциусе Владеску,и главными аргументами в его пользу стали широкие плечи и волевая челюсть.
— Чем это он тебя напугал? Мы же только что с нимпознакомились!
— На самом деле я видела его сегодня утром. Он стоял наавтобусной остановке и странно на меня смотрел.
— Всего-то?! — Минди закатила глаза. — Может, он ждалавтобуса.
— Хотя в автобус так и не сел?
— Значит, опоздал. — Она пожала плечами. — Глупо, конечно,но на «пугающе» не тянет.
До Минди не дошло...
— Странно не только это, — продолжила я. — Мне показалось...показалось, что он меня окликнул. Когда подъехал автобус.
Минди недоуменно на меня посмотрела.
— Он назвал мое прежнее имя, — пояснила я.
Моя лучшая подруга задержала дыхание:
— Ну да. Довольно странно.
— Этого имени никто не знает. Никто.
На самом деле даже с Минди я не откровенничала о прошлом.Историю своего удочерения я хранила в строгом секрете. Мало ли что подумают люди,если она выйдет на свет! У меня самой появляюсь странное чувство, стоило мнезадуматься о прошлом. Моя приемная мать, антрополог, изучала какой-то дурацкийнетрадиционный культ в Центральной Румынии. Она ездила туда вместе с моимприемным отцом, чтобы исследовать ритуалы, в надежде собрать информацию дляодной из своих потрясающих статей об уникальных субкультурах. Но что-то пошлоне так. Культ оказался слишком нетрадиционным, и румынские селяне решили с нимпокончить. Силой.
Собралась толпа, начался погром, и мои кровные родителиотдали меня приезжим американцам, умоляя забрать в Штаты, где я была бы вбезопасности.
Терпеть не могу эту историю. Терпеть не могу мысль о том,что мои кровные родители были невежественными, суеверными людьми, которыхзаманили в какую-то нелепую секту. Не хотелось даже думать, что за ритуалы онипрактиковали. Я и так знала, что составляло предмет изучения моей матери:жертвоприношения, поклонение деревьям, сбрасывание девственниц в жерловулканов... Может, мои кровные родители занимались какими-то видами сексуальныхпрактик... Может, поэтому их и убили.
Кто мог знать наверняка? Да и кто захотел бы знать?
