— Не преувеличивай, — сказала я.
Судя по озорным искоркам в глазах подруги, она в мою честностьне поверила.
— Если что и можно назвать интересным, так это …— Я началабыло рассказывать о зловещем незнакомце на остановке, но стоило мне о нем подумать,как по коже побежали мурашки, и появилось ощущение, что за мной наблюдают.
«Антаназия…» — прозвучал в голове глубокий низкий голос,словно из полузабытого ночного кошмара.
Я потерла шею. Может, я все расскажу Минди…как-нибудь потом.А может, я больше никогда не увижу парня — все забудется.
Скорее всего, так и случится.
Но почему-то тревога не проходила.
Глава 3
— Нас ждет потрясающий год, — пообещала миссис Вильхельм.Она просто горела энтузиазмом, пуская по рядам список литературы для чтения (отШекспира до Стокера). — Вы погрузитесь в мир эпических героев, любовныхстрастей и великих битв, и все это не покидая класса.
Распространение списка сопровождала волна вздохов: видимо,не многих вдохновила перспектива погрузиться в мир великих битв и любовныхстрастей. Мне список протянул мой мучитель, Фрэнк Дорманд, который плюхнулся настул впереди меня, словно огромный обслюнявленный комок жеваной бумаги. Япробежала глазами перечень книг. Ой, мамочки! «Айвенго»... «Моби Дик»... Дакому нужен «Моби Дик»?! А я-то надеялась, что в этом году у меня хватит временина развлечения. «Дракула»?! Я вас умоляю... Что я терпеть не могу, так этодетские сказки, в которых нет ни логики, ни здравого смысла. Может, моиродители и любители мистики, но только не я.
Посмотрев украдкой на Минди, я прочитала ужас в еестрадальческом взгляде. Она прошептала:
— Что за «Грозовой перевал»?
— Не знаю, — прошептала я в ответ. — Потом разберемся.
— И заполните, пожалуйста, схему рассадки, — продолжиламиссис Вильхельм, расхаживая по классу. — Где вы сейчас сидите, там и будетесидеть весь год. Я вижу новые лица и хочу как можно быстрее всех запомнить.
Я вжалась в спинку стула. Просто замечательно: целый годпредстоит выслушивать глупые злобные издевки Фрэнка Дорманда — всякий раз, какон обернется что-то мне передать. А позади меня уселась печально известнаясвоей стервозностью Фейт Кросс, капитан чирлидеров. Меня угораздило оказатьсямежду самыми противными учениками школы. Хорошо хоть Минди сидит в соседнемряду. Я взглянула налево. О, Джейк тоже устроился неподалеку!.. Наши глазавстретились, и он широко улыбнулся. Думаю, могло быть хуже. Но ненамного.
Фрэнк швырнул схему класса мне на стол:
— Теперь твоя очередь, Крысена! — Это прозвище он дал мнееще в начальной школе.— Так себя и запиши.
Ну вот. Идиотские шуточки, как я и говорила. А впереди еще целыйучебный год.
— По крайней мере, я пишу свое имя без ошибок, — прошипела яв ответ. — Придурок!
Дорманд одарил меня злющим взглядом и отвернулся, а яполезла в сумку за ручкой. Я попробовала написать свою фамилию, но оказалось,что чернила высохли — видимо, оттого, что целое лето ручка провалялась без колпачка.Я потрясла ее и попробовала еще раз. Безрезультатно.
Я повернулась было налево, хотела спросить у Джейка, неодолжит ли он мне ручку, но тут кто-то коснулся моего правого плеча. Этого ещене хватало... Я сделала вид, будто ничего не замечаю, однако до плеча сновадотронулись.
— Прошу прощения. Ты ищешь инструмент для письма? — произнесза моей спиной глубокий голос с необычным европейским акцентом.
Пришлось обернуться.
Ой…
Это был он — парень с автобусной остановки. Я не моглаперепутать; странная одежда — длинный плащ, сапоги, — не говоря уже о внушительномросте. Вот только на этот раз незнакомец сидел на расстоянии вытянутой руки отменя, так близко, что я смогла заглянуть ему в глаза. Они были темными, почтичерными, и в них светился холодный, пугающий ум.
У меня перехватило дыхание. Я окаменела.
Неужели он все это время был в классе? Если да, то почему яего не заметила?
Может, я его не заметила потому, что он сидел в стороне отовсех? Или потому, что воздух над его партой, казалось, потемнел, а лампочка надголовой перегорела? Хотя нет, не в этом дело. Он сам словно источал тьму — нечеловек, а черная дыра!
— Так ты ищешь инструмент для письма? — повторил он вопрос,протянув длинную мускулистую руку с золотой ручкой. Не с обычной пластмассовойручкой, какими пользуются все нормальные люди, а с ручкой из настоящего золота.Ее блеск говорил о немалой цене. Я замялась, и гримаса досады исказила тонкиечерты моего нового одноклассника. — Это ручка. Ты же знаешь, как ейпользоваться?
Мне не понравился ни его сарказм, ни то, что он уже второйраз за день попадается на моем пути, так что я продолжала глупо на негосмотреть. Фейт Кросс наклонилась и ущипнула меня за локоть. Больно.
— Просто напиши свое имя, ладно, Дженн?
— Эй! — Я потерла локоть. Наверное, будет синяк. Хотелось бымне набраться храбрости и дать отпор Фейт: мало того, что щипается, так еще имое имя перепутала. Впрочем, в прошлом году девушке, повздорившей с Фейт,пришлось уйти в другую школу — капитан чирлидеров умеет доставлятьнеприятности.
— Дженн, не тормози, — подстегнула меня Фейт.
— Ладно. — Я неохотно взяла ручку, предложенную незнакомцем.Наши пальцы соприкоснулись, и я ощутила дежавю, граничащее с предчувствием.Ничего подобного я никогда раньше не чувствовала... Как будто прошлоестолкнулось с будущим.
Незнакомец улыбнулся, обнажив безупречные зубы, сверкающие,точно начищенное оружие. Над его головой на краткий миг вернулась к жизнилампочка, вспыхнув, словно молния.
Странно.
Я повернулась к парте и дрожащей рукой написала свое имя насхеме рассадки. Пугаться глупо: обычный старшеклассник, новенький. Может, живетгде-то по соседству. Должно быть, он, как и я, дожидался автобуса, но опоздал.И неожиданное появление незнакомца на уроке литературы вовсе не причина длябеспокойства.
Я посмотрела на Минди: что она думает?
Подруга явно ждала моего взгляда. И с широко раскрытымиглазами одними губами произнесла:
— Вот это красавчик!
Красавчик?!
— Ты с ума сошла, — прошептала я в ответ. Да, по правдесказать, парень неплохо выглядел, но его плащ, сапоги и способность появлятьсяиз ниоткуда внушали ужас.
— Закончишь ты или нет?? — проворчала Фейт позади меня.
— Держи. — Я протянула ей схему. Она вырвала листок из моейруки, порезав меня тонким, как лезвие, краем бумаги. — Ой!...
