– Ничего, – махнул рукой Лера. – Возьмётся. Мы вначале много клея насыпали. Теперь будет в самый раз.
Шурка окунул в ведро палец и попробовал клей на вкус.
– Фу, гадость! – поморщился он.
– Ты чего? – удивился Лера.
– Представляешь, – сделал серьёзное лицо Шурка, – в блокадном Ленинграде из обойной муки хлеб пекли.
– Как? Зачем? – ещё больше удивился Лера.
– Есть нечего было. Брали обойную муку, добавляли в неё жмых, хвою, даже целлюлозу.
– А это что такое? – не понял Лера.
– То же самое, что дерево или солома, или там трава.
– Ничего себе! – присвистнул Лера.
– А я о чём, – кивнул Шурка. – Люди с голоду прямо на улицах умирали, но врагу не сдавались…
…Учитывая предыдущие ошибки, друзья далее повели дело более осмотрительно. В результате через два часа без особых происшествий обои были поклеены. Шурка критически осмотрел стены.
– Вон там рыбки на плинтус налезают, – заметил он.
– Ерунда! – отмахнулся Лера. – Вниз никто никогда не смотрит.
– А вон там – на потолок, – показал Шурка вверх.
– И с задранной головой тоже не ходят, – стоял на своём Лера.
– Ладно, – сдался Шурка и вытер пот со лба. – Фу, духотища, как летом в теплице!
– Это от клея, – заверил Лера.
– Надо форточку открыть и двери пошире, – решил Шурка.
Устроив сквозняк, он ещё раз оглядел посвежевшую от новых обоев кухню и даже причмокнул от удовольствия.
– Пойдём в ванную, – предложил, – одежду отмоем.
Напустив в тазик тёплой воды, мальчишки принялись смывать с лыжных костюмов пятна борща и клея.
– Интересно, – посмотрел Лера на друга, – что твой батя скажет, если узнает про кухню?
– Ремня даст, – не задумываясь, ответил Шурка.
– А Елена Михайловна?
– Мама? – наморщил лоб Шурка. – Поругает чуток, а потом поможет.
– А бабка твоя, Анисья Николаевна, – спросил в свою очередь Шурка, – что бы она сделала?
– Бабушка сразу оплеуху отвесит, а через пять минут жалеть начнёт, – улыбнулся Лера. – Она всегда так.
– А мама?
Лера погрустнел.
– Маму я почти не помню. Помню, когда совсем маленьким был, она приехала на Новый год и мандарины привезла. Запах такой классный – праздничный! А потом бабушка мандарины купила. А я думал – мама приехала. Бежал – кричал: «Мама! Мамочка приехала!». И не верил, что её нет. Целый день не верил, искал везде…
Прервал их разговор истошный кошачий вопль. Друзья поспешили выйти на крыльцо. Оглядели двор и обнаружили на верхушке яблони скомканный кусок обоев с симпатичными маленькими рыбками. Именно оттуда исходили душераздирающие крики.
– Да это Примус с ума сходит, – почесал затылок Шурка.
– Надо его снять, – заметил Лера. – А то твои придут и сразу догадаются, что мы тут натворили.
– Надо, – согласился Шурка. – Только туда не залезешь – ветки тонкие. Не выдержат, обломаются.
– А давай сучкорез возьмём, – предложил Лера, вспомнив, что у Шуркиного отца есть приспособление для подрезки веток на большой высоте.
– Точно! – обрадовался Шурка. – Ветку чикнем, и Примус вместе с ней в сугроб свалится.
Шурка бросился в сарай и тут же вернулся с длинной палкой, на конце которой был укреплён секатор[2]. От секатора по всей длине палки шла верёвка.
– Я секатор к ветке приставлю, – командовал Шурка, – а ты за верёвку дёрнешь.
Немного повозившись, друзья подвели секатор под ветку, на которой сидел Примус.
– Дёргай! – приказал Шурка.
Лера потянул и с хрустом обрезал ветку. По сценарию кот должен был благополучно свалиться в сугроб. К сожаленью, он не знал о планах мальчишек. Почувствовав, что падает, Примус мгновенно вцепился в другую ветку, которая росла чуть ниже срезанной.
– Давай ещё разок, – решил Шурка.
Хрустнула вторая ветка, и вновь подлый котяра не упал.
– Ещё штук пять веток срежем, и до него рукой можно будет дотянуться, – заметил Лера.
– Ага, – парировал Шурка. – Ещё немного и полкроны у яблони отчикаем.
– Может, его сучкорезом за хвост зацепить? – предложил Лера.
– Опасно, – помотал головой Шурка. – Если не рассчитаем, можем Примусу хвост отрезать.
Кот, замолчавший было на время борьбы с сучкорезом, стал вновь подвывать.
– А чтоб тебя! – сказал Шурка и в сердцах ткнул обойную гармошку секатором.
Примус прервал крик и неожиданно повис на верхушке сучкореза. После чего он стал так энергично дёргаться, что Шурка едва древко из рук не выпустил.
– Тащи его к сараю! – посоветовал Лера. – А то он опять на дерево перепрыгнет!
Шурка, наподобие эквилибриста в цирке, побежал к сараю, держа сучкорез вертикально над собой. Примус выл и дёргался на его верхушке, как помешанный. Когда до сарая оставалось каких-то пару метров, он так дёрнулся, что Шурка не удержал равновесия и шест плашмя упал на крышу. Примуса тотчас сорвало с сучкореза и бросило через конёк[3]крыши во двор соседа дядьки Микиты.
– Мау! – с новой силой заорал там Примус.
– Ме-е!! – неожиданно дико закричала ему в унисон[4]соседская коза Грелка.
Далее стало твориться нечто невообразимое. Из-за сарая на простор двора дядьки Микиты вдруг выскочила его любимая ангорская коза и, выпучив глаза, понеслась галопом. На спине её среди обойных лохмотьев восседал Примус. Запустив когти в густую шерсть, он орал не своим голосом. Остатки обоев съехали на хвост, и кот теперь был удивительно похож на безумного короля Лира из нетленной шекспировской пьесы.
Перепуганная до смерти Грелка вихрем пронеслась по дорожке, взлетела на крыльцо, боднула входную дверь и скрылась в доме. В последний момент Примус успел спрыгнуть с её спины. Волоча за собой обои, он скрылся за ближайшим углом. Внутри дома между тем разворачивалась настоящая драма. В глубине комнат вдруг нечто рухнуло с ужасающим грохотом. Перекрикивая козье «ме», следом возвысился и зарокотал голос дядьки Микиты. Он так страшно кричал, что мальчишки поспешили вернуться на кухню.
