Удивительно, но бабушка с мамой переглянулись так, словно я задала очень серьезный вопрос, непременно требующий ответа. Я быстро спохватилась и махнула рукой:
— Да я шучу. Это данетка такая. Про голого мужика в поле…
Но мама не дослушала. Губы ее превратились в тонкую ниточку, как часто бывает, когда она злится.
— Надеюсь, как приличный человек, твой папа не позволит даме прыгать с воздушного шара.
После этих слов она встала из-за стола и выплыла из кухни, тихо затворив за собой дверь, и предоставив бабушке возможность отчитать меня по всем статьям. Из гостиной послышались мамины размеренные шаги. Мне почудилось, будто она королевская особа, блуждающая по темному старинному замку с зажженной свечой в руке. Хотя наш красный домик с белыми оконными рамами ничуть не похож на замок, скорее на хижину рыбака из скандинавской деревни.
— Они что, поругались? — догадалась я.
— Помирятся, вот увидишь, помирятся, — рассеянно забормотала бабушка.
— Ну ясное дело, не разводиться же им теперь, — хохотнула я и полезла в холодильник за гранатовым соком.
Гранатовый сок я пью по бабушкиному велению и против собственного хотения. У меня в организме не хватает железа, называется «железодефицитная анемия», но мне больше нравится старинное «малокровие». Звучит немного опасно, как будто у меня какая-то редкая загадочная болезнь. Кроме того, что я жутко бледная и у меня кожа сухая, никаких симптомов нет. Разве только голова кружится часто. Но, на мой взгляд, и плюсов хватает. Самый главный в том, что почти нет прыщей. Юлька даже решила от мяса и яблок отказаться совсем, чтобы у нее тоже началась анемия и сгинули все прыщи. Правда продержалась она дня три, пока ее папа не взялся жарить свой фирменный шашлык.
Врач говорит, одним гранатовым соком гемоглобин и железо не повысить, лучше витамины и таблетки. Но разве бабушку в чем убедишь? У нее все по старинке. Взять хотя бы фильтры для воды. У нас их две штуки, но бабушка им не доверяет. Вот ее проверенный способ: наполнить водой трехлитровые банки, и в каждую по серебряной ложке кинуть. И пусть настаивается. «Серебро на себя всю гадость заберет» — так она говорит. Поэтому у нас на подоконнике прямо какой-то музей «заспиртованных» ложек. На их фоне дочка Дракулы, прихлебывающая «кровушку» из бутылки, никого не впечатлит. Кстати о Дракуле…
— Ба, а папа где?
— Я не знаю! — встрепенулась бабушка, как будто ее уличили в том, что она укрывает преступника.
Хлопнула дверь, ведущая на задний двор. Наверное, мама вышла посидеть на лужайке. Или папа с Маркушей решили устроить дуэль на водных пистолетах. Я допила «кровушку», закусила бутербродом с сыром и отправилась на разведку.
— Ты куда? — ловко перехватила меня бабушка. С такой реакцией ей надо было на крокодилов охотиться, а не в музыкальной школе преподавать. Хотя, кто знает, может, с крокодилами и проще. Я хорошо помню, как пианино ненавидела, аж до слез. Но в этом году я все же с горем пополам закончила музыкалку, так что мои мучения остались позади, а бабушка переключилась на Маркушу.
— Во двор, — трусливо отозвалась я.
— А обед?
— Да мы с Юлей поели.
— Зачем тогда бутерброды таскаешь?
Это она спиной увидела. Эх, крокодилов бы сюда.
— Так, просто…
— Наверное, кальция не хватает, раз на сыр потянуло. Витамины принимала сегодня?
— Угу. И гранатовый сок пила.
— Ладно, иди. На воздухе хоть бы посидела. А то целый день в кафе торчите, только дым нюхаете.
— Ну, бабушка, не ругайся, тебе же нельзя нервничать, — я обняла ее за плечи и звонко чмокнула в щеку. Это всегда поднимает ей настроение.
— Мне нервничать уже нечем, Лерочка, — устало улыбнулась бабушка и похлопала меня по руке. — Иди, подыши.
Глава 4. Буря
Небо уже порядочно посерело, слышно даже, как ворчливо гудит на чердаке ветер, словно его закрыли там, как непослушного мальчишку. Волны накатывают с удвоенной силой, а дождь все никак не начнется. На террасе я взялась за ручку стеклянной двери, чтобы выйти к родителям и Маркуше — все трое обнаружились на лужайке, но застыла на месте. Что-то не так. Как будто передо мной возвели дополнительную дверь и не оставили ключа, чтобы ее отпереть.
Я не слышала, о чем они говорили, да в этом и не было никакой нужды. Несложно догадаться — ссорятся не на шутку. Угрюмая мама на деревянном раскладном стуле, нависший над ней папа с ее мобильником в руке. А Маркуша, неуклюжий как цыпленок, носится вокруг них, изображая самолетик. По глазам видно, что довольный. Сосредоточенно летает, старается, ждет, когда родители заметят и похвалят.
Папа все трясет телефоном у мамы перед лицом, а она смотрит с вызовом и лишь изредка кивает или что-то восклицает. Хорошо, что есть стеклянная дверь и та, вторая, сквозь которую мне ни за что не пройти и ничего не услышать.
— Может, надо Маркушу забрать?
Я вздрогнула и резко обернулась — это незаметно подкралась Маркушина няня, Наташа. По-моему, ее потому и взяли, что она ходит на цыпочках, будто ее и вовсе нет в доме, или нарочно прячется от нас целый день. Зато у нее всегда добрый сочувствующий взгляд. Так она смотрит на всех. На бездомного котенка, на Маркушу, когда тот хочет подобрать в парке червяка, а нельзя; на бабушку, когда она пытается доказать маме, что вода из банок с серебряными ложками лучше, чем из фильтра, и на меня, когда родители смеются, что если бы в море обитало чудовище, его бы давно отловили.
— Зачем? — спросила я. Все ведь нормально. Сейчас они помирятся. Дался папе этот телефон! Почему он никак не перестанет размахивать им, как каким-нибудь пистолетом? И потом, мы не можем забрать Маркушу, тут сама собой выросла невидимая дверь.
— Мне неудобно. Лучше ты его приведи, а то скажут, что я подслушиваю, — прошептала Наташа, чуть подтолкнув меня вперед. Она очень боится потерять работу, потому что любит Маркушу как своего. Всех бы червяков для него собрала, если бы мама позволила.
— Теть Наташ… — начала я, но не успела закончить.
Неожиданно папа с размаху шарахнул телефон на траву, наступил на него и принялся топтать и давить, как таракана. Телефон оказался крепким, и папе понадобилось не меньше минуты, чтобы превратить его в пластиковую лепешку.
Маркуша остолбенел. Будто у его самолетика отказали двигатели. Мама вскочила со стула, прокричала что-то папе чуть ли не в самое ухо, взяла Маркушу на руки и решительно двинулась к нам. Наташа поспешила скрыться с места преступления, и уже через две секунды из кухни донеслось ее нарочито громкое «Алла Иванна, давайте чаю попьем!». Бегство было и моим первым порывом, но я хотела увидеть все до конца, понять, когда мои родители успели превратиться в незнакомую вздорную парочку.
Мама рванула на себя дверь и строго уставилась на меня. Не будь я такая бледная, то непременно покраснела бы с ног до головы. У Маркуши дрожали губки, а голубые глазки увеличивались в размерах. Маму трясло — аж кольца на тонких пальцах стучали друг о друга. «Одно из них — обручальное, которое она больше не будет носить» — некстати подумалось мне, и я на секунду зажмурилась, чтобы прогнать эту мысль. Мало ли у кого как ругаются родители, у некоторых даже дерутся, и ничего, не разводятся. К тому же мама не устает повторять, что дурные мысли имеют обыкновение «материализовываться». Но разве я виновата, что дурные мысли всегда лезут вперед хороших?