Но когда услышал он набат Успенского собора, когда донеслись до терема глухие выкрики, словно ледяной водой окатило молодого князя. Было такое уже один раз - тихий город встал на дыбы. Стеной пошли люди на дворец, ворвались в него, разметав немногочисленных дружинников, которые не столько княжью семью, сколько свои жизни защищали и первыми побросали мечи и копья. Навсегда запомнил маленький Олег, как бежали они с матерью, надеялись схорониться подальше, как отыскали их свои же слуги да холопы, выдали тайное убежище, как Анастасия забилась, схваченная жестокими руками. Из своего угла видел Олег, как вязали матери руки, как били её сапогами в живот, как волокли потом еле живую за косу по полу с крыльца на двор, и, хотя не видел того вживую, заметил над крышами домов чёрный столб дыма от её костра. Навсегда остался в памяти Олега тот вечевой бунт и самосуд, запомнился страх и отчаяние всесильного отца, его слабость и слёзы, когда он принимал вернувшуюся из Польши жену и старшего сына. Запомнил - и понял, что не тягаться князьям с вечем, что тогда случай спас ему жизнь. Сейчас он не маленький мальчик - взрослый муж, и коли явится на двор разбушевавшаяся толпа, не спастись. Разорвут.
Хлопнула вдалеке дверь, впустив крики, топот и стук. Зашумело на дворе.
Толпа уже пришла с вечевой площади к княжескому порогу. Ворота были плотно запахнуты, дружинники спешно вооружались на дворе, по терему метались перепуганные дворские, а снаружи бушевало людское море. Не только камни - стрелы летали через забор, впивались в ставни, в брёвна стен, на излёте вслепую зацепили кого-то из дружинников.
- Долой! Долой Настасьича! - долетали нестройные крики. - Гнать поповское отродье! Гнать! Владимира Ярославича! Владимира хотим!
…Да, такое уже было один раз. Тогда смерть лишь махнула на него крылом, дала отсрочку. И вот пришла за долгом.
Бежать! Страх оттолкнул Олега от окна. Толпа ярилась. Ворота ломались, и дружинники с той стороны удерживали их лишь потому, что понимали - распахнись они - и придавят массой защитников.
- Коня мне! - выдохнул Олег. - Я не дамся! Найду управу! Я князь!
Хоть и ярились люди, хоть и сцепились кое-где с дружинниками, хоть и пробовали подпускать к княжьему терему красного петуха, однако Олега удерживать не стали. В спешке не прихватив с собой ничего из казны и добра, князь с немногими верными людьми пал на коней и ускакал вон из Галича - под защиту киевского князя Рюрика Ростиславича.
2С рассвета стоял дым коромыслом в богатом доме Сбыгнева Константинича, боярина галицкого - боярин женил старшего сына, Заслава, на дочери давнего друга и соседа, Бориса Семёновича.
Сговор был давно, ещё при молодом Олеге Настасьиче, но из-за смуты свадьбу отложили, и лишь сейчас, едва ли не полгода спустя, молодая Ярина Борисовна шла наконец замуж.
Пока дружки жениха выкупали невесту - её косу, её сапожок, её платок, и два брата Ярины, Пересвет и Иван, важно и степенно торговались с приятелями жениха, - Ирина смирно сидела в светёлке, закрытая полотном и, сцепив руки на коленях, слушала напевное причитание подружек:
Ой, ты не шей мне, матушка, красен сарафан!
Не купи мне, родимая, сапожек новеньких!
Не пущай ты меня со двора-то тесного да
на улицу широкую.
Ой, да не отдай ты меня, матушка,
на чужую-то сторонушку.
Ой, чужая сторона - она-то мачеха,
ой, во чужом дому-то горек хлеб…
Сама невеста голосить боялась. Шла она замуж по любви - давно уже у них всё было сговорено с Заславом Сбыгневичем, ещё когда впервые вышла боярышня с подружками к реке, на игрища. Проезжали тогда мимо Князевы дружинники - все молодые бояре да дети боярские. Завидели девок, попрыгали с седел, включились в девичий хоровод. Тогда и догнал в горелках Заслав Ярину. Тогда-то и полюбили они друг друга. А то, что отцы их промеж себя дружили да и дома стояли на одной улице, усмотрели в том знак судьбы.
Мечтала Ярина стать женой Заслава. Потому с радостью и нетерпением хлопотала перед свадьбой и слушать не хотела дряхлую, ещё матери своей, кормилицу. Та всё ворчала, собирая внучку госпожи:
- Нелепие творится! Кабы боярам да вовсе свадьбу порушить! Дурные приметы! Ой, дурные!
- Что же за приметы, бабушка? - жадно тянули шеи невестины подружки, призванные на свадьбу петь и оплакивать Яринину молодость.
А где такое видано, чтобы невеста все дни козочкой скакала, пела от радости и не горевала? - искренне изумлялась старуха. - В старые-то времена небось уж все глаза повыплакала! А тут сидит, ровно каменная, а глаза из-под плата так и сверкают!
Да почто ей плакать-то? Чай, по любви замуж идёт, - вздыхали девушки.
По любви не по любви, а обычай соблюди! - качала головой нянька.
Да и батюшка боярин хорош! Нешто добрые люди, уж сговорившись, уж по рукам ударив, честный пир да свадебку на полгода откладывают?
- Но ведь смута была…
- То не смута была! То судьба - не бывать им вместях, попомните моё слово! Недобра эта свадьба! Недобра!
У Ярины сердце стучало так, что девушка то и дело прижимала его ладонью, боясь, как бы оно не выскочило наружу. Ну скоро ли они там? И чего братики так пытают дружек её нареченного? Кабы не обычаи и строгая нянька, сама бы уж выскочила в окошко. Сама нянька, сказывала, так и сбежала к своему суженому, а ей велит сидеть смирно да слёзы точить. Была бы жива матушка, небось, так не лютовала!
- …Кажи невесту! Кажи!
Ярина встрепенулась. Её прятали в пристройке, и теперь ражие дружки ломились в девичью, пугая её подружек. Те шарахались в стороны, пищали и верещали, пробовали заградить двери, но дружки уже полезли за пазуху и кинули девкам заготовленные загодя ленты, платки и монетки. Девушки кинулись их подбирать, и дверь в пристройку распахнулась.
Ярина вздрогнула, отшатываясь. Ей вдруг стало страшно. Нянька, чутьём угадав её испуг, оказалась рядом, и Ярина вцепилась в неё, завизжала.
- Ой, матушка родимая! Ой, батюшка миленький! - запричитала она, вздрагивая всем телом. - Ой, сестрицы-братики! Да что же я вам исделала! Да чем же я не потрафила! Почто отдаёте меня, почто отправляете в сторону чужую-неласковую! Да уж лучше мне весь век в родном дому со скотиной спать, пустые щи хлебать, чем в чужом по коврам ходить да пироги едать! Ой, матушка! Ой, батюшка!
Нянька, придерживая вздрагивающие плечи невесты, была довольна.
* * *
Из церкви, от венчания, поездом ехали к дому жениха. Ярина, уже мужняя жена, сидела в возке, кутаясь в шубку. Жених, румяный с морозца, скакал рядом, и девушка время от времени вскидывала на своего Заслава гордый взор. Всем хорош её суженый! Станом прям, волосом рус, лицом светел. На коне сидит как сокол. Взгляд орлиный поверх голов плывёт. Правит конём одной рукой, в другой вьётся шёлковая плёточка. Праздничный кафтан на нём, вышитая серебром ферязь, опушённая мехом шапка лихо заломлена набок, на сапожках загнутые носы. Ярина боялась поверить в своё счастье, и, когда Заслав время от времени свысока поглядывал на молодую жену, сердце её сладко замирало, и девушка тянулась из возка к нему.
