Примите это. Примите это. Примите это. И Гален постаралась сделать это. Но совет директоров «Кей-Кор» — та могущественная троица, что пожелала вытащить ее из неизвестности и сделать телезвездой, — почему-то по-прежнему верил в ее удачу и талант.
— Когда твое имя красуется в газетах — это всегда на пользу, — заявил Джон Маклейн, владелец телекомпании.
— Всегда! — подхватил Адам Вон.
— А эта Розалин — просто стерва! — добавила Вивека Блэр, директор службы новостей. — Как говорится, ни ума, ни таланта! Ступай-ка ты домой, Гален. Поваляйся часок в ванне. Выпей шампанского. И выбрось из головы и службу новостей, и нашу студию, и Розалин Сент-Джон на весь этот уик-энд. А в понедельник приходи на работу — свежая и отдохнувшая. После таких «Горячих новостей» наша аудитория будет наверняка больше обычного.
Еще бы ей не быть. Все манхэттенские бездельники будут торчать у телевизоров, обмирая от любопытства, как будто им сейчас покажут настоящую дорожную аварию или какую-нибудь природную катастрофу. Ведь именно так Розалин Сент-Джон представила Гален.
Гален с радостью бы последовала совету Вивеки, но это было не так-то просто. Она выключила телефон, но не смогла отделаться от грустных мыслей и решила посмотреть вечерние новости.
Ведь если бы не статья Сент-Джон, ее наверняка вызвали бы для освещения событий в шестой городской больнице. А почему бы и нет? Безумный маньяк, невинные заложницы — разве не такого сорта истории она привыкла преподносить зрителям «Судебных новостей»? Серьезные. Напряженные. Новости о жизни и смерти. Где никто не требует ни прочувствованных речей от репортера, ни складных ответов от участников событий.
— Меня не успели вовремя отыскать.
— Но сейчас-то вы здесь.
— Да.
— И вам требуется узнать, не оказалась ли Бекка среди заложниц?
Гален ничего не требовала — для себя самой. Она явилась сюда ради Бекки. И ради этого копа. А сама она собирается уехать из Нью-Йорка, и чем скорее, тем лучше. Гален так и подмывало выложить свою новость, чтобы этот человек узнал все первым.
Именно он. Этот инквизитор. Кем бы он ни был на самом деле.
На нем не было ни полицейского мундира, ни шикарного костюма из дорогого магазина, в которые так любят одеваться большие полицейские чины. Он вполне мог числиться в ФБР, если их стандарты позволяют сотрудникам разгуливать среди ночи в футболках и черных джинсах, с волосами до самых плеч.
У него были черные как ночь густые волосы и стальные серые глаза. Его рот казался жестким и чувственным одновременно.
Все остальное в его облике говорило о твердости, граничившей с грубостью: четкие, резкие черты патрицианского лица, мощная шея, длинные руки, игравшие выпуклыми мышцами под гладкой кожей.
Он смотрел на нее с обманчивой невозмутимостью хищника, огромного опасного зверя, готового прикончить жертву в любую минуту.
Или же соблазнить.
Ему не требовалось оружие. В его руках и откровенном взгляде таилась убийственная мощь… или неотразимая сила.
— Сэр? — осторожно обратился к нему один из троих полицейских, топтавшихся у подножки трейлера. — К нам только что поступил звонок от… той персоны, с которой вы хотели связаться.
Этот человек, кем бы он ни был, умудрился насытить холодную январскую ночь напряжением чувств, граничившим с безумием.
Но Гален не сомневалась: он поступает так по собственной воле. Никто не заставлял его делать выбор.
Он все так же размеренно затягивался сигаретой и не сводил с нее холодного взора, и Гален вдруг стало ясно: ему во что бы то ни стало нужно избавиться от ее присутствия. Как будто она так же раздражает этого элегантного хищника, как тот безумец, укрывшийся наверху. Как будто она стала его врагом.
— Чего вы хотите, мисс Чандлер? — Вопрос прозвучал едва ли не вкрадчиво: так внезапно смягчается воин, замахнувшийся для последнего удара и обнаруживший, что его противник и так обречен, поскольку его раны смертельны.
Гален растерялась, не зная, что и сказать. Мысли неслись бешеным галопом, одно безумное желание сменяло другое. На какой-то миг ей показалось, что этот мужчина с ледяным взглядом не просто способен выполнить любое ее желание — он сам захочет это сделать…
— Хочу?..
Лукас не спускал глаз с этой женщины, с удивительного, хрупкого создания из пронзительной бирюзы и рыжего пламени. Она околдовала его, околдовала полностью… околдовала человека, не имевшего права отвлекаться от своей работы.
Очарование момента мигом пропало.
— Взамен, мисс Чандлер, я потребую сохранения в строжайшей тайне имен тех, кто находится сейчас в заложницах.
Но разве Гален собиралась что-то выторговывать за свое молчание? А может, стоит попросить его повторить этот удивительный миг иллюзий, когда мечты об исполнении желаний были так близки к реальности?..
Нет, здесь не место для желаний. И уж тем более для грез наяву.
И Гален дала ему предсказуемый ответ, вполне соответствующий повадкам той цепкой, деловитой журналистки, какой она уже никогда не станет:
— Эксклюзивное интервью. С вами. После освобождения заложников.
— По рукам.
— Сразу после освобождения заложников. Оказывается, этот инквизитор, этот мрачный, резкий тип, умел улыбаться. Хотя, конечно, это была улыбка воина — суровая и надменная.
— Вы что, не верите мне, Гален?
— Не больше, чем вы мне. — «Сэр. Кем бы ты там ни был на самом деле».
Его улыбка мгновенно превратилась в грозную гримасу.
— Хорошо. Эксклюзив со мной сразу же после освобождения заложников. А теперь, если вас не затруднит…
Гален всей кожей ощущала его нетерпение. Его отчужденность. Его неприязнь. От всего этого хотелось завизжать и выскочить опрометью прямо в ночную тьму. «Хватит, перестань! Я и так уезжаю отсюда! Уезжаю навсегда!»
Но она не стала ни визжать, ни выскакивать из трейлера. По крайней мере, ей удалось не визжать громко, вслух.
— По-моему, я его видела, — сказала она. — Того мужчину, который взял в заложницы Бекку и других девочек. Он как раз выходил из лифта мне навстречу.
Конечно, это был он. Несмотря на внешнюю небрежность и раскованность, в его облике чувствовалось некое напряжение, — и теперь Гален понимала почему.
— Нам уже известно, кто он.
— Ох, — вырвалось у нее. Ну конечно! А как бы иначе им удалось найти кого-то по телефону? Черт побери, какая же она дура! Розалин Сент-Джон была совершенно права.
И Гален повернулась, снедаемая единственным желанием: исчезнуть отсюда, испариться, в точности так, как желает он.
— А вы не запомнили, что на нем было?
Его вопрос прозвучал мягко, как будто они были единомышленниками, как будто не было сделки: его откровения в будущем за ее молчание в настоящем.
