Уткнувшись подбородком в колени, Майра печально улыбнулась, глядя на морс, простиравшееся внизу, под утесами. Да, мечты ее давно остались в прошлом. Но ведь с тех пор, как она была ребенком, а потом молоденькой девушкой, – с тех пор многое изменилось. Многое изменилось вокруг – и сама Майра очень изменилась. Теперь она стала вполне заурядной – скучной и благородной. Майра тихонько засмеялась. Она так и не избавилась от привычки гулять в одиночестве, хотя благородной леди нечего делать в одиночестве за пределами собственного дома. Больше всего она любила бывать здесь, на утесе. Однако с тех пор как она последний раз приходила сюда, прошло так много времени… Майра и сама толком не знала, что привело ее на утес именно сегодня. Пришла сказать последнее «прости» своим мечтам? Грустная мысль…
Но вместе с тем мысль эта не казалась гнетущей. Конечно, брак с сэром Эдвином не даст ей счастья, но, возможно, и особого несчастья он также не принесет. Ее семейная жизнь будет такой, какой она ее сделает. Сэру Эдвину хочется иметь детей – сыновей. Ну что ж, ей этого тоже хочется. Всего лишь два года назад она думала о том, что эта мечта тоже неосуществима.
Она невольно вздрогнула – где-то за ее спиной залаяла собака. Майра еще крепче обхватила руками колени. Раздался резкий окрик, и лай прекратился. Некоторое время Майра напряженно прислушивалась, но были слышны только шум моря и крики чаек над головой. Они ушли, этот человек и его собака. Маира с облегчением вздохнула.
Но тут же, уловив краем глаза какое-то движение, она поняла, что ее заметили, – кто-то нарушит ее уединение. Майре стало стыдно, что ее застали сидящей на траве, обнимающей руками колени. Она резко повернула голову.
Теперь солиде светило ей в глаза, и она не могла как следует рассмотреть стоявшего перед ней мужчину. Но ей показалось, что он рослый и широкоплечий, в модном пальто с множеством пелерин, в высокой касторовой шляпе и черных – тоже высоких – сапогах. «Сэр Эдвин приехал раньше, чем его ждали», – подумала Майра. Конечно, вряд ли он одобрительно отнесется к тому, что его будущая невеста сидит здесь одна-одинешенька. Как же он узнал, что она здесь? Ведь утес находится в трех милях от дома! Может быть, собака привела его? И куда делась эта собака?
Майра вдруг поняла, что это не сэр Эдвин Бейли. И почти тотчас же поняла, кто именно стоит перед ней! Она узнала его, хотя и не могла как следует рассмотреть его лицо, – узнала, хотя и не видела этого человека уже много лет.
Потом она никак не могла вспомнить, сколько времени они смотрели друг на друга: она – сидя на траве, обхватив колени руками, он – стоя над ложбиной, на фоне неба. Возможно, прошли минуты, но, скорее всего – лишь несколько мгновений.
– Здравствуйте, Майра!.. – проговорил он наконец.
* * *
Кеннет отправился в Корнуолл один, если не считать камердинера, кучера и собаки. Ему не удалось уговорить Нэта и Идена поехать с ним, точно так же как им не удалось отговорить его от поездки, даже несмотря на то что решение это он принял, будучи совершенно пьян. Но ведь Кеннет часто действовал под влиянием порыва. В нем жило некое беспокойство, от которого он не мог отделаться с тех пор, как внезапно решил уехать из дома и купить себе патент кавалерийского офицера.
А сейчас он ехал домой на Рождество. После него должны были прибыть его мать, Энсли с Хелен, многочисленные родственники и кое-кто из друзей матери. Идеи и Нэт сказали, что, возможно, приедут весной, если он к тому времени не вернется в Лондон. Может быть, Рекс тоже приедет?
Решение Кеннета казалось просто безумным. Зима далеко не лучшее время года для поездок в такую глушь. Но погода была милостива к нему, пока он ехал на запад, и вопреки ожиданиям Кеннет почувствовал, что настроение его поднимается по мере того, как пейзажи становятся все более знакомыми. Последние два дня он ехал верхом в сопровождении пса Нельсона, карета же медленно катила позади. Интересно, на сколько дней опередило его письмо, которое он отправил миссис Уайтмен, своей домоправительнице в Данбертоне? Наверное, ненамного. Он представлял, какой ужас вызвало это письмо у прислуги. Впрочем, им не о чем беспокоиться. Он привык к простой жизни; что же до остальных, то раньше чем через две недели в Данбертон никто не явится.
Почти все время ему приходилось ехать берегом моря, по дороге, проложенной по краю высоких утесов. Изредка дорога сбегала вниз, в долины, а потом снова поднималась вверх, миновав рыбачьи деревушки и живописные пляжи, каменные причалы и качающиеся на волнах лодки рыбаков.
Как же мог он думать, что никогда не вернется сюда?
В следующий раз, вспомнил Кеннет, он увидит при спуске деревню Тамаут. Нет, он вовсе не намерен спускаться туда: Данбертон расположен по эту сторону долины, не более чем в трех-четырех милях от берега. При мысли об этом его внезапно охватило волнение. В голове теснились воспоминания – воспоминания о детстве, людях, которых он знал, о местах, где часто бывал. Одно из таких мест – где-то здесь неподалеку.
От тоски по дому сердце его сжалось. Он бессознательно придержал коня. Вот эта впадинка – одно из самых любимых его мест: тихое, уединенное. Здесь можно сидеть на траве, и тебя никто не увидит, сидеть наедине со стихиями и своими мечтами. Наедине с ней. Да, они порой встречались там. Но ему не хотелось оказаться во власти воспоминаний о Майре. Он будет вспоминать о доме. У него было счастливое детство.
Если бы Нельсон не залаял, повернув голову к впадинке, Кеннет проехал бы мимо. Неужели там кто-то есть? При мысли об этом Кеннета охватила беспричинная обида.
– Сидеть, Нельсон! – приказал он, прежде чем собака успела броситься на поиски.
Нельсон сел и посмотрел на хозяина своими умными глазами, ожидая дальнейших приказаний. Кеннет даже не заметил, что остановился и что его лошадь опустила голову и принялась пощипывать травку. Какое все знакомое! Как будто и не было этих восьми с лишним лет…
Кеннет спешился, пустил лошадь попастись и, оставив Нельсона у дороги, направился к своему старому убежищу. Он все же надеялся, что там никого нет. Пока что ему еще не хотелось ли с кем общаться.
Первое его побуждение – побыстрее уйти, исчезнуть. Там все-таки кто-то есть – незнакомка, одетая вполне прилично, но скучновато: она была в сером плаще и шляпке. Молодая леди сидела, подтянув к подбородку колени и обхватив их руками. Кеннет стоял, внимательно разглядывая ее. Он не видел лица, но это явно была взрослая женщина. Однако удивляла девичья поза незнакомки. Кеннет вдруг почувствовал, что сердце его учащенно забилось. И тут она резко повернула голову, и солнце осветило ее лицо.
Скромный туалет и прошедшие годы делали ее заметно старше; прическа же лишь усиливала это впечатление – ее темные волосы, видневшиеся из-под шляпки, были разделены прямым пробором и аккуратно зачесаны на уши. Но лицо по-прежнему напоминало лики мадонн эпохи Ренессанса. Не изменились и огромные темные глаза. Увидев такую женщину в толпе, многие оборачиваются и долго провожают ее взглядом.
