— Если у нас маловато матросов, то вполне достаточно пушек иполновесных ядер. Провести корабль через океан я, быть может, и не сумею, нокомандовать этим кораблём, если придётся принять бой, безусловно, могу. Мнепреподал эту науку сам де Ритёр.
Это прославленное имя на мгновение согнало саркастическуюусмешку с лица Истерлинга.
— Ритёр?
— Да, я служил под его командованием несколько лет томуназад.
Истерлинг был явно озадачен.
— А я ведь думал, что вы — корабельный врач.
— И врач тоже, — спокойно подтвердил ирландец.
Пират выразил своё удивление по этому поводу в несколькихщедро сдобренных богохульствами восклицаниях. Но тут губернатор д'Ожерон нашёлуместным положить конец визиту:
— Как видите, капитан Истерлинг, всё ясно, и говорить большене о чем.
По-видимому, всё действительно было ясно, и капитанИстерлинг угрюмо откланялся. Однако, раздражённо шагая обратно к молу и ворчасебе под нос, он думал о том, что если говорить больше и не о чем, топредпринять кое-что ещё можно. Уже привыкнув в воображении считатьвеличественный «Синко Льягас» своим, он отнюдь не был расположен отказаться отобладания этим кораблём.
Губернатор д'Ожерон, со своей стороны, также, по-видимому,считал, что к сказанному можно ещё кое-что добавить, и сделал это, когдаИстерлинг скрылся за дверью.
— Дурной и очень опасный человек Истерлинг, — заметил он. —Советую вам, мосье Блад, учесть это.
Но Питер Блад отнёсся к предостережению довольно беспечно.
— Вы меня ничуть не удивили. Даже не зная, что этот человек— пират, с первого взгляда видно, что он негодяй.
Лёгкое облачко досады затуманило на мгновение тонкие чертыгубернатора Тортуги.
— О мосье Блад, флибустьер не обязательно должен бытьнегодяем, и, право же, вам не стоит с чрезмерным высокомерием относиться кпрофессии флибустьера. Среди них немало людей, которые сослужили хорошую службуи вашей родине, и моей, ставя препоны алчному хищничеству Испании. А ведь,собственно говоря, оно-то их и породило. Если бы не флибустьеры, Испания стольже безраздельно, сколь и бесчеловечно хозяйничала бы в этих водах, где ниФранция, ни Англия не могут держать своего флота. Не забудьте, что ваша странавысоко оценила заслуги Генри Моргана, почтив его рыцарским званием и назначивгубернатором Ямайки. А он был ещё более грозным пиратом, чем ваш сэр ФренсисДрейк, или Хоукинс, или Фробишер и все прочие, чью память у вас на родине чтятдо сих пор.
И вслед за этим губернатор д'Ожерон, извлекавший оченьзначительные доходы в виде морской пошлины со всех награбленных ценностей,попадавших в гавань Тортуги, в самых торжественных выражениях посоветовалмистеру Бладу пойти по стопам вышеупомянутых героев. Питер Блад, бездомныйизгнанник, объявленный вне закона, обладал прекрасным судном и небольшой, новесьма способной командой, и господин д'Ожерон не сомневался, что принедюжинных способностях мистера Блада его ждут большие успехи, если он вступитв «береговое братство» флибустьеров.
У самого Питера Блада также не было на этот счёт никакихсомнений; тем не менее он не склонялся к такой мысли. И, возможно, никогда бы ине пришёл к ней, сколько бы ни пытались склонить его к этому большинство егоприверженцев, не случись тех событий, которые вскоре последовали.
Среди этих приверженцев наибольшую настойчивость проявлялиПитт, Хагторп и гигант Волверстон, потерявший глаз в бою при Сегморе. Бладу,конечно, легко мечтать о возвращении в Европу, толковали они. У него в рукаххорошая, спокойная профессия врача, и он всегда заработает себе на жизнь и воФранции и в Нидерландах. Ну, а они — моряки и ничего другого, кромемореходства, не знают. Да и Дайк, который до того, как погрузиться в политику ипримкнуть к бунтовщикам, служил младшим офицером в английском военном флоте,держался примерно того же мнения, а Огл, канонир, требовал, чтобы какой-нибудьбог, или чёрт, или сам Блад сказали ему, есть ли во всём британскомадмиралтействе такой дурак, что решится доверить пушку человеку, сражавшемусяпод знамёнами Монмута.
Было ясно, что у Питера Блада оставался только один выход —распрощаться с этими людьми, с которыми сроднили его перенесённые вместеопасности и невзгоды. Именно в этот критический момент судьбе и было угодноизбрать своим орудием капитана Истерлинга и поставить его на пути Питера Блада.
Три дня спустя после свидания с Бладом в доме губернаторакапитан Истерлинг подплыл утром в небольшой шлюпке к «Синко Льягас» и поднялсяна борт. Грозно шагая по палубе, он поглядывал своими острыми тёмными глазкамипо сторонам. Он увидел, что «Синко Льягас» не только отменно построенныйкорабль, но и содержится в образцовом порядке. Палубы были надраены, такелаж вбезупречном состоянии, каждый предмет находился на положенном месте. Мушкетыстояли в козлах возле грот-мачты, и все медные части и крышки портовослепительно сверкали в лучах солнца, отливая золотом. Как видно, эти беглыекаторжники, из которых Блад сколотил свою команду, были не такими уж рохлями.
А вот и сам Питер Блад собственной персоной — весь в чёрномс серебром, что твой испанский гранд; он снимает свою чёрную шляпу стёмно-красным плюмажем и отвешивает такой низкий поклон, что локоны его чёрногопарика, раскачиваясь из стороны в сторону, как уши спаниеля, почти закрываютему лицо. Рядом с ним стоит Натаниэль Хагторп, очень приятный с виду господин,примерно такого же возраста, как сам Блад; у него чисто выбритое лицо испокойный взгляд благовоспитанного человека. Позади них — ещё трое: ДжеремиПитт, молодой, светловолосый шкипер из Сомерсетшира; коренастый здоровякНиколас Дайк, младший офицер морского флота, служивший королю Якову, когда тотбыл ещё герцогом Йоркским, и гигант Волверстон.
Все эти господа отнюдь не походят на оборванцев, какимипоспешно нарисовало их себе воображение Истерлинга. Даже дородный Волверстоноблёк свои могучие мышцы для такого торжественного случая в испанскую мишуру.
Представив их своему гостю, Питер Блад пригласил капитана«Бонавентуры» в капитанскую каюту, огромные размеры и богатое убранство которойпревосходили всё, что Истерлингу приходилось когда-либо видеть на судах.
Негр-слуга в белой куртке — юноша, взятый в услужение накорабль с Тортуги, — подал, помимо обычных рома, сахара и свежих лимонов, ещёбутылку золотистого канарского вина из старых запасов судна, и Питер Бладрадушно предложил непрошеному гостю отведать его.
Помня предостережение губернатора д'Ожерона, Питер Бладпочёл за лучшее принять опасного гостя со всей возможной учтивостью,рассчитывая отчасти на то, что, почувствовав себя свободно, Истерлинг, бытьможет, скорее раскроет свои коварные замыслы.
