желтоватой.
Жена отвернулась и пошла на кухню.
Коростень поставил банку на стол, открыл. По комнате поплыл запах крепкого самогона и лесных трав.
— Дедушка лесной, — пробормотал Коростень, — благо тебе за твои подарочки…
Глянул в окно. Там темнота, ничего не видно, только на миг показалось, что светятся во мраке два больших, чуть вытянутых глаза. Но тут же стало ясно, что это всего лишь отражение лампы в оконных стеклах. Стеклопакет двойной, и отражения два. Ничего необычного.
Коростень медленно, аккуратно, как ценное лекарство, налил самогон в стакан. До краев.
Жена вошла, молча поставила рядом тарелку с салом и черным хлебом. Поджала губы, пошла прочь, но у двери остановилась.
— Ты уж осторожен будь, — сказала она, — берегись.
— Надо, мать, — ответил Коростень и положил свои руки на стол.
Дверь закрылась за спиной жены.
Коростень прикрыл глаза.
***
Имена не имели значения.
Он просто ходил “туда”. Осторожно, тихо-тихо, ведь он так и не набрался сил и отваги бросить вызов и заполучить себе побратима “там”, а значит, приходил туда маленьким, голым и слабым. Прежде хотя бы нож у него был, а теперь и его украли.
“Там” высокие живые деревья. Там свирепые звери. Там — самый первобытный лес, там живут духи, там место великой силы… вот только сам Коростень знал о себе, что он слаб.
Рука невольно потянулась туда, где обычно лежал нож, но взяла лишь пустоту.
Коростень поджал губы.
Но ответы о том, кто и куда забрал его силу, можно было найти лишь там.
Нож. Сделанный своими руками из небесного железа, напоенный собственной кровью, выкованный в огне в сердце леса — он обладал силой. Нож переходил вместе с колдуном, нож был хранителем Коростеня. Через нож можно было перевернуться и обернуться.
А теперь придется идти без оружия, без друзей… но по другому было нельзя.
***
В сенях застучали, жена неразборчиво кому-то что-то сказала. Возразила, кажется. Коростень нахмурился — собранность, и так зыбкая, рассыпалась.
Кто-то настаивал. Жена ответила. Голос незнакомый, женский и строгий.
Настойчивый.
Коростень встал, шагнул к двери.
— Кто там? — громко спросил он.
В дверях стояла какая-то девица, незнакомая, по виду, городская.
— Владимир Семенович Коростень? — спросила она.
Жена вздохнула, сделала шаг в сторону.
Коростень услышал во вздохе жены облегчение и раздражение, и только пожал плечами. Раздражение — она ведь пыталась предотвратить вторжение… но и облегчение. Теперь муж не пойдет в опасный поход на “ту сторону”. Посидит, поговорит… может, и обойдется как-нибудь.
— Я это, — сказал он вслух. — А вы кто?
— Меня зовут Марта, — ответила девица. — Я хотела с вами поговорить.
— На прием запишись, — мрачно ответил Коростень. Злился он не на девицу — на себя потому, что сам тоже испытывал это трусливое облегчение — не надо прямо сейчас идти в опасный поход. Чуть позже, потом. А может, и вовсе обойдется.
А оно не обойдется. Потому что если ты колдун, то не можешь такие вещи оставлять.
— Сейчас и запишусь, — дерзко ответила девица. — Я просто спросить хотела про шестое июля.
— А что шестое? — Коростень даже слегка растерялся, и тут же сообразил — это день, когда неизвестный украл нож. — Шестое?
— Да, — ответила девица.
— Из полиции? — спросил Коростень. — Я ж вам все уже рассказывал!
— Новые обстоятельства появились, — ответила девица.
— Так может, пройдете, да поговорите — сказала жена. — Чего на пороге стоять?
Коростень коротко кивнул.
— Проходите. У меня тут не прибрано…
Девица вошла в комнату, глянула на стол, на полный стакан и краюху хлеба, оглянулась на колдуна.
— Готовитесь к чему-то? — спросила она.
— И давно у нас в полицию ясновидцев набирают? — сказал Коростень.
— Я… ясно… — девушка немного растерялась, и Коростень засмеялся.
— А вы не знали? — он показал ей рукой на лавку, сам сел за стол. Аккуратно перелил настойку из стакана обратно в банку.
— О чем? — девушка явно пыталась собраться с мыслями, и задавала вопросы скорее, чтоб выиграть время, но Коростень не спеша заговорил.
Ему тоже надо было выиграть время.
Он рассказывал о магии и видениях.
И думал о том, что предмет силы украден, а знать о нем мог лишь тот, кто видит.
Он говорил о способностях и чудесных тварях.
И думал о том, что все они скрывают себя, но его собственное укрытие кто-то нашел.
Он говорил и смотрел, как слушает эта девица.
“Надо ли её убить? — думал Коростень. — Ведь как ловко совпало, никто не знал, а тут раз! И вот она, тут как тут…”
Он говорил о том, что чудес в городе куда больше, чем кажется, и не все они добры и красивы, и думал о том, что пожалуй, она и в самом деле не знает о собственной силе.
А это значит… значит это…
Коростень не был силен в этих играх. Эти знают то, те хотят этого… ложь, морок, туман…
Он знал, что многие колдуны находят в этом странное удовольствие, но сам хотел лишь заниматься своим маленьким делом.
— Давайте вернёмся к событиям шестого числа, — сказала гостья, когда Коростень сделал паузу в своем рассказе.
“Либо она отличная актриса, — подумал колдун, — либо… в любом случае, сейчас убивать не стоит.”
— А что шестого? — сказал он вслух. — Я участковому все уж рассказал. Шел домой, поздно вечером. Около дома на меня кто-то напал, оглушил и… пришел в себя, ничего не помню. Меня уже тащат в дом, и Верка, жена моя, хлопочет.
— Что у вас забрали? — спросила девица, и Коростень понял, что она догадывается. Не знает точно, но догадывается.
— Нож, — просто ответил он. — Небольшой железный нож, самодельный. Ерундовая пропажа…
— Но для вас очень важна, верно? — сказала девица.
Коростень хмыкнул.
— Вас как зовут?
Она, конечно, говорила уже, но так надо было.
— Рыбкина, Марта Федоровна, — ответила девица и полезла в карман за документами.
Коростень взял краюху хлеба, протянул ей.
— Ломай, Марта, — сказал он. Та удивлённо глянула на хлеб, потом в глаза колдуна. Отломила половину.
Коростень густо посыпал оба куска солью. Показал на тарелку с нарезанным салом.
— Это обряд какой-то? — спросила девушка.
Коростень кивнул, но вслух сказал:
—
