– Едем назад в «Элиас-Кларк-билдинг», – совздохом сказала я водителю, он вырулил на проезжую часть, и мы направились наюг, к Парк-авеню. Этим маршрутом я ездила ежедневно, иногда даже по два раза вдень, и знала, что у меня всего шесть минут, чтобы перевести дух, собраться смыслями и придумать, как получше замаскировать пятна от пепла и пота, которые,похоже, стали неотъемлемым украшением моего замшевого наряда от Гуччи. Туфлибезнадежны, хотя, может, с ними и сумеют что-нибудь сделать мастера, которыхдля этого специально держат в «Подиуме». На дорогу на этот раз ушло всегочетыре с половиной минуты, и я, будто стреноженный жираф, заковыляла к дверямна единственном уцелевшем каблуке высотой десять сантиметров. Быстренько вкладовую – переобуться в ультрамодные высокие (до колена) темно-бордовые сапогиот Джимми Чу; они здорово смотрелись с юбкой из мягкой кожи, которую я надела,швырнув свои замшевые брюки в груду вещей, ожидающих «суперделикатной чистки»(цены у них от семидесяти пяти долларов). Оставалось только привести в порядоклицо; одна из редакторов в костюмерной, глянув на мой потекший макияж,подтолкнула ко мне коробку с косметикой.
«Совсем неплохо», – подумала я, увидев себя водном из больших, в человеческий рост, зеркал, которые здесь были повсюду. Дажене догадаешься, что всего пару минут назад я была на волосок от того, чтобыразбиться самой и прикончить любого на моем пути. Я уверенно вошла в роскошноепомещение секретариата, откуда вела дверь в апартаменты Миранды, и спокойнозаняла свое место, зная, что у меня есть несколько свободных минут, пока она незакончит обедать.
– Ан-дре-а, – позвала она из своего кабинета,от которого, несмотря на продуманную до мелочей обстановку, отчаянно веялохолодом, – Где автомобиль и собака?
Я сорвалась с места и побежала так быстро, кактолько можно бежать по ворсистому ковровому покрытию на двенадцатисантиметровыхкаблуках.
– Я передала машину служащему в гараже, аМитци – вашему привратнику, – сказала я, стоя перед ее столом и гордясь тем,что сохранила в целости машину, собаку и даже себя.
– И зачем вы это сделали? – рявкнула она,глянув на меня поверх ежедневного выпуска «Женской одежды» – в первый раз с техпор, как я вошла. – Ведь я же ясно сказала вам доставить их сюда, сейчасподъедут девочки, и нам понадобится машина.
– Ой, на самом деле я думала, вы сказали, чтохотите, чтобы…
– Достаточно. Ваши оправдания интересуют меняменьше всего. Заберите машину и собаку и доставьте сюда. Все должно бытьсделано через пятнадцать минут. Вам ясно?
Пятнадцать минут? Бредит она, что ли? Мнепонадобится минута или две, чтобы спуститься, еще четыре или шесть – чтобыдобраться до ее квартиры, а потом еще примерно часа три, чтобы найти бульдога ввосемнадцати комнатах, извлечь со стоянки своенравную колымагу и проехать наней двадцать кварталов назад к офису.
– Ну конечно, Миранда, через пятнадцать минут.
Меня затрясло сразу же, как я выбежала из еекабинета; даже стало интересно, можно ли в двадцать три года – в цвете, чтоназывается, лет – получить разрыв сердца. Первая же сигарета, которую язакурила, приземлилась прямо на кончик моего сапога и, вместо того чтобы сразуже упасть на пол, продержалась там достаточно долго, чтобы прожечь аккуратнуюмаленькую дырочку.
– Здорово, – пробормотала я, – все это просточертовски здорово.
Подведем черту под моими сегодняшнимипотерями: похоже, это новый персональный рекорд. «Может, она подохнет раньше,чем я вернусь. – Я рассудила, что сейчас самое время подумать о светлой стороневещей. – Может быть – ведь не исключено же такое, – она сляжет от чего-нибудьредкого, экзотического, и это освободит нас от нее на какое-то время». Я снаслаждением затянулась в последний раз, растоптала окурок и велела себе бытьблагоразумной. «Ты ведь не хочешь, чтобы она умерла, – думала я, вытягиваясь назаднем сиденье, – ведь если это произойдет, у тебя не останется никакой надеждыприкончить ее своими руками. А вот это-то и будет настоящая неприятность».
Я была полной невеждой, когда, явившись насвое первое собеседование, вошла в один из прославленных лифтов «Элиас-Кларк»;лифты эти были самым популярным транспортным средством в роскошном мире высокоймоды. Я и понятия тогда не имела о том, что наиболее осведомленные журналисты,пишущие для колонок светской хроники, завсегдатаи светских раутов и влиятельныефигуры массмедиа неустанно охотятся за безукоризненно элегантными, одетыми всоответствии с последними веяниями моды пассажирами этих бесшумно скользящихлифтов. Я в жизни не видала женщин с такими сияющими светлыми волосами, незнала, что на поддержание достигнутого эффекта они тратят по шесть тысячдолларов в год и что человек посвященный может определить, какой именно стилисткрасил эти волосы, лишь мельком глянув на его творение. Я никогда не встречалатаких красивых мужчин. Они были в замечательной форме – не слишком мускулисты,ведь это «несексуально», – но, глядя на их трикотажные обтягивающие майки иоблегающие кожаные брюки, вы всегда понимаете, что видите перед собой фанатовгимнастических залов. Сумки и туфли, каких не бывает у простых смертных, так икричали: «Прада! Армани! Версаче!» Я слышала от друга своего друга, помощникаредактора журнала «Шик», что частенько те или иные аксессуары встречаются вэтих самых лифтах со своими творцами – трогательное свидание, во время которогоМиуччиа, Джорджио или Донателла могут еще раз полюбоваться туфлями на шпилькахиз своей летней коллекции 2002 года или сумочкой из прозрачных бусинок, бывшейчастью весенней коллекции. Да, я знала, что жизнь моя изменится, но не былауверена, что к лучшему.
