незачем, конечно!
– Вот и ладненько! Идём, тут недалеко. Найду его – и выведу вас обоих.
– Кого его?
– Тебе-то какая разница?
Дальше шли молча. Минут десять, совершенно невыносимых для Янки, которая теперь – когда ей дали надежду – мечтала только об одном: вернуться, проснуться и всё забыть.
Справа и слева выросли тени домов, обрамлённые корявыми ветвями сухих деревьев. Силуэты были неровные, ломкие, словно улица собиралась из кусочков, дом оттуда, дом отсюда.
Когда луна выглядывала из-за тучи, под ногами плясали резкие чёрные тени, искажённые, как отражение в битом стекле. Когда лунный свет пропадал, идти приходилось почти наощупь, осторожно ступая следом за Тотом. Наконец Янка включила телефон и зажгла фонарик – справа в ярком белом луче блеснули из-под слоя ржавчины трамвайные рельсы; слева, как в нелепом сне, босые мальчишеские ноги топтали потрескавшийся, припорошённый пылью асфальт.
Щербатый оскал разбитых окон в стене ближайшего дома заставил отпрянуть и дальше светить только в землю, не поднимая взгляда.
Неожиданно Тот затормозил, уже привычно поймал Янку за плечо и сообщил:
– Подожди тут, скоро вернусь.
Ответить Янка не успела и оказалась в одиночестве и тишине – чужой, мёртвой и голодной. Плотной, как та войлочная туча, проглотившая луну.
Не выдержав, Янка осторожно повела лучом фонарика вдоль трамвайных рельсов, по которым ушёл Тот…
Она успела заметить только метнувшуюся к ней в луче света тень – и с криком выронила телефон. Фонарик погас. В нахлынувшей темноте перед глазами поплыли аморфные зелёные пятна.
Секунда, другая, третья… Никто не нападал.
Неужели хищная тень только почудилась?!
Или… или неведомый зверь притаился в шаге от Янки, невидимый в темноте и оттого вдвойне опасный?..
Телефон лежал у ног. Янка шевельнула правым кедом, нащупывая его… Есть зверь или нет? Глюк или правда? Может, дикая собака? Но собака не станет бесшумно таиться, она залает или хотя бы зарычит…
Можно было поднять телефон и снова включить фонарик. Тогда всё стало бы ясно. Всё просто – наклониться, нащупать и зажечь экран.
Только почему же так страшно шевельнуться?!
…А потом раздались шаги, и Янку настиг весёлый голос:
– А вот и мы!
Янка не разрыдалась. Чудом.
А потом туча нехотя сползла с луны, и та прожектором осветила мёртвый город – до последней веточки, до «стрелки» трамвайных рельсов вдалеке…
Никаких диких собак и прочих чудовищ город не таил.
А ещё Янка почему-то ожидала, что Тот приведёт её ровесника, парня или даже девушку, но пацан уверенно тащил за рукав высокого – хотя рядом с Тотом любой покажется выше среднего – мужчину.
Тот словно вытащил его из какого-то мрачного французского мультика – про мёртвый город, про тёмный взгляд из оконных провалов, про луну за войлоком туч и бесконечное одиночество… Долговязый, сутулый, в тёмном пальто и рыхлых витках чёрного шарфа на шее. Тёмные взлохмаченные волосы пестреют ранней сединой, а на лице застыло растерянное, детское какое-то выражение.
Когда через секунду Янка, отвернувшись, попыталась вспомнить лицо – ничего не вышло. Человек-никто, безликий прохожий с потерянным взглядом. Видела ли Янка его когда-нибудь раньше? Да таких – безликих, потерянных, одетых в немаркое тёмное – пол-Москвы!
…Долго рассматривать друг друга никому не дал вездесущий Тот. Ухватил Янку свободной рукой и потянул вдоль рельсов вперёд. Когда трамвайные пути разошлись «стрелкой», решительно свернул влево, коротко сказав – почти приказав:
– Взглядом ни за что не цепляйтесь, – потом помолчал и добавил: – Лучше вообще только на меня смотрите. Так проще. Вы здесь случайные, нечего задерживаться.
– А… а рыбку тебе отдать? – Янка полезла свободной рукой за ворот, но ежиный капюшон, обернувшись, только отрицательно качнулся. Вышитые глаза пялились равнодушно, пряча истинный взгляд:
– Пусть у тебя будет. Всё, идёмте. Раньше выведу – раньше делом займусь, а то с вами возиться…
Он ещё долго бурчал самому себе под нос – про каких-то тигров, танки и недолю, с непреклонностью паровоза таща их вдоль ржавых рельсов.
Янка сжала сквозь толстовку рыбку и, поддавшись секундной слабости, вовсе закрыла глаза: «Ничего не вижу, ничего не знаю, лежу дома в кровати и просто смотрю страшный сон!»
В какой-то момент рука Тота исчезла, а Янка по инерции сделала ещё несколько шагов вперёд… Звук промчавшейся неподалёку машины заставил сердце радостно подпрыгнуть. Янка распахнула глаза.
Впереди спасительным маяком сиял обычный шоссейный фонарь, таяли вдалеке отсветы фар, сквозь обступившие шоссе лысые деревья проглядывали на той стороне дороги огоньки окон.
Не выдержав, Янка бросилась вперёд, к фонарю, к цивилизации, к жизни!.. Спохватившись через пару шагов, она обернулась – но Тота нигде не было. Только растерянно озирался сутулый мужчина да вдалеке заливались плаксивым лаем собаки.
Заметив что-то, мужчина вдруг оживился и, натягивая на лицо характерное выражение «всем плевать на меня, мне плевать на всех», прошёл мимо Янки вперёд, где, как выяснилось, притулилась автобусная остановка.
Там всё-таки притормозил и обернулся, нервно затягивая витки шарфа на шее всё туже и туже:
– Т-тебе в Энск?
Это были первые – хриплые, чуть запинающиеся – слова, которые он произнёс за всё это время. Янке нестерпимо захотелось встать на цыпочки и отобрать у него шарф – задушится ведь!
Справившись с неуместным порывом, Янка поглубже натянула капюшон:
– Нет, мне в Москву, я просто…
Казалось бы, вернулась в нормальный мир фонарей, людей и машин – радуйся!.. Но чем дальше, тем больше Янке становилось не по себе.
Не в последнюю очередь из-за взгляда мужчины – хмурого и… опасливого.
– Тогда твоя остановка во-он там, – мужчина коротко махнул рукой в сторону арки пешеходного моста. – На той стороне.
– Э… спасибо, – обескураженно промямлила Янка. Ни тебе «здрасте», ни представиться… Такими темпами обнаружится, что «Я – Тот, кто успел, пошли неизвестно куда» было образцом галантности!
Но мужчина уже отвернулся, словно боясь даже лишний раз посмотреть в сторону случайной свидетельницы путешествия через мёртвый город.
Боялся поверить, что всё случилось наяву?
А Янка, окончательно признав, что сошла с ума или попросту спит так глубоко, что сама уже не проснётся, вдруг успокоилась до полной отрешённости. На автопилоте поднялась по гулким ступенькам перехода, внутри всего исчёрканного граффити, перешла шоссе, спустилась к автобусной остановке и, одёрнув толстовку пониже, уселась на ледяную железную скамейку ждать то ли автобуса, то ли пробуждения.
Внутри было точно так же, как в переходе – пусто, гулко и грязно. И холодно.
В свете фонаря змеились граффити и по внешней стене перехода. Сквозь узоры проступала простая чёрная надпись:
«А мы пойдём с тобою, погуляем по трамвайным рельсам…»
Мгновение чужого прошлого. Димка
…Вот кто ж знал, что всё получится так?
Запутанно и внезапно.
Спрыгивая с танка там, Димка и не думал, что может оказаться «дома»… а дома этот самый – или всё-таки не этот, а какой-то другой?! – танк стоял на постаменте.
Метр с лишним до бетонной тумбы, а ещё два – до земли… Пролетая
