гостя-жениха все женские.
Насмешишь ты этой свадьбой весь народ, заставишь меня, девушку, со стыда сгореть. Ведь говорила тебе о том и де́динка[8] княгиня Апраксия, а ты на своём стоишь, нас не слушаешь!
— Ну так что, — сказал на то Владимир-князь, — видно, надобно ещё в последний раз испытать жениха, попроведати!
Приходит он к Василию Микульевичу:
— Ах ты гой еси, гость дорогой, добрый молодец! Мои молодые бояре, борцы-молодцы, зовут тебя на широкий двор побороться-потешиться, силой-ухваткой помериться!
Отвечал Василий Микульевич:
— Есть у меня в дружине на то охотники, да остались те борцы-молодцы в чисто́м поле́, во белых шатрах. Видно, придётся мне самому, королевскому сыну, бороться с твоими боярами, хоть и не по чину, да делать нечего.
И выходит он на широкий двор, стал Василий Микульевич боротися.
Того ухватит в правую руку, другого в левую, а третьего в середину толкнёт да и валит наземь сразу по трое. Каких бросит, те и с места не встают, лежат да поойкивают.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Испроговорит Владимир стольно-киевский:
— Молодой Василий сын Микульевич! Укроти-ко своё сердце богатырское! Пойдём-ка лучше поиграем с тобой в шахматы, в дорогие тавлеи золочёные!
Отвечает дородный добрый молодец:
— Как ехал сюда, я про то не знал: игроки у меня дома оставлены. Разве что сесть самому поиграть.
А Владимир князь князей бояр позвал, что ни есть лучших игроков за стол посадил.
Сперва гость обыграл князя с княгинею и одного за другим всех князей-бояр, самых лучших игроков княжеских, и сказал князю Владимиру:
— Солнышко Владимир стольно-киевский, я гощу у тебя уж который день, с твоими князьями-боярами потешился: в кольцо стрелял золочёное, во то ли в остриё во ножовое, и боролся с ними, и в шахматы играл с тобой, князь Владимир, с княгиней Апраксией да с ближними боярами твоими, со князьями подколенными. А ведь приехал я о добром деле, о сватовстве на твоей племяннице молодой прекрасной Забаве Путятичне. Ты, князь, всё думу думаешь, всё советуешься, мне ответа ни да, ни нет не вымолвишь. У меня дело дорожное, ждать мне больше некогда. Буде честью невесту отдашь, станем пир пировать, станем свадьбу играть. А по чести не отдашь, я с войском приду и силой возьму!
Не пошёл Владимир-князь племянницу спрашивать, стал он Забавушку Путятичну просватывать.
Рукобитье-сговор сделали. В княжеских палатах белокаменных дубовые столы раздёрнули, всяких ествушек саха́рных, разносолов, кушаньев, зелена вина да питьев медвяных наставили. Созвали гостей со всех волостей: тут князья подколенные, бояре ближние, славные могучие богатыри, именитые купцы-гости торговые да посадские люди собралися, и начался пир-горой, пированье-столование.
Гости пьют-едят, угощаются, разговор ведут, беседу весёлую, только жених да невеста невеселы сидят. Они не пьют, не едят, не кушают, белой лебеди не рушают, разговоров весёлых не слушают. А свадебный пир идёт уж третий день.
Солнышко Владимир-князь стольно-киевский наливает чару зелена вина, не малу чару, полтора ведра, подносил эту чару жениху со невестою и говорил таковы слова:
— По обычаю нашему русскому жених с невестой из одной чары пьют на свадебном пиру. Пейте и вы, Василий Микульевич да любимая моя племянница, молодая Забава Путятична, эту чару во здравие!
Жених с невестой чару выпили, да веселья у них не прибавилось. Покричали гости «горько», стали спрашивать:
— Чего, Василий Микульевич да Забава Путятична, невеселы, свои буйны головы повесили?
Тут и князь Владимир стал спрашивать, жениха начал выпытывать:
— А ведь сущую правду гости молвили. Ты чего, Василий Микульевич, затуманился-запечалился, опустил буйну голову ниже плеч, аль недоволен чем? Либо недужится, худо можется?
Отвечал жених Василий Микульевич:
— Благодарствую, Солнышко Владимир стольно-киевский!
Я здоров и доволен всем. А схудоумилося мне: пала дума на сердце о родимой стороне. Что там теперь деется? Здоровы ли мои родители: король с королевой земли Ляховицкой? Коли бы ты позвал музыкантов-гусляров поиграть, порассеять мою грусть-тоску. Гуслярами-музыкантами ведь Киев славится!
Немедля князь Владимир велел гусляров позвать. Завели гусляры песни весёлые играть, а жених по-прежнему печальный сидит, затуманенный да кручинный. Он послушал, послушал гусляров и вымолвил:
— Слышал я, Солнышко Владимир стольно-киевский, что есть у вас в Киеве чудо-музыкант, гусляр Ставёр Годинович. Он горазд играть на гуслях звончатых. Послушать бы мне того гусляра, может, и развеялась бы моя грусть-тоска!
Поразмыслил князь Владимир, призадумался: «Мне как выпустить из тюрьмы Ставра, так не видать Ставра, а не выпустить Ставра, так разгневи́ть жениха». Не посмел он жениха разгневи́ть и выпустил из тюрьмы Ставра Годиновича. Привели его в палату столовую и принялся Ставёр на гуслях играть.
Развеселился Василий Микульевич, говорит он таковы слова:
— А ты помнишь ли, Ставёр, памятуешь ли, когда были мы с тобой ещё маленькие, приезжал я со своим батюшкой, королём земли Ляховицкой во Чернигов-град, и мы вместе с тобой грамоте училися, а ты часто ко мне в доску заглядывал да мои письмена списывал?
А Ставёр Годинович в те речи не вчуется, разговор мимо уха пропускал:
— Я с тобой грамоте не учивался.
Тут ещё раз гость-жених спрашивает:
— А ты помнишь ли, Ставёр, вспоминаешь ли, как в ту пору, когда я был у вас в Чернигове, мы с тобой на улицу побегивали, в игры ребячьи поигрывали. Я задорен, сноровист был на выдумки, а ты ещё сноровистее, да ухватистее и всегда меня обыгрывал-переигрывал.
А Ставёр Годинович в разговор не вдавается да своё твердит:
— Я не знаю тебя, не ведаю и ни в какие игры в малолетстве с тобою не игрывал.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Проговорил Василий Микульевич:
— Солнышко Владимир стольно-киевский! Отпусти-ка ты гусляра съездить со мной во чисто поле до моих шатров белополотняных посмотреть мою дружинушку хоробрую. Авось он признает кого из наших сверстников и вспомнит забавы наши детские.
Думает Владимир стольно-киевский:
«Мне отпустить Ставра, так не видать Ставра, а не пустить Ставра, так разгневи́ть жениха».
И не смеет жениха прогневить. Отпустил Ставра съездить до бела шатра, посмотреть дружинушку хоробрую.
Приехали Василий Микульевич с гусляром Ставром во чисто поле ко шатрам белополотняным, слезли они со добрых коней. Тут молодой Василий Микульевич скорым-скоро вбежал в свой нарядный шатёр. Там снимал он платье молодецкое, надевал на себя платье женское, вышел из шатра и вымолвил:
— Ну, а теперь Ставёр, ты признал ли меня?
Говорил молодой Ставёр Годинович:
— Ах ты ай, молодая Василиса Микулична, моя верная жена, любимая семья! На пиру-то у князя Владимира будто затменье нашло, думал, вправду
