надо было смотреть.
Я подошел к дверям. Натянул резиновые сапоги, и гулко топая по лестнице, вышел во двор.
Ленка радостно запрыгала на одной ножке. Обута она была в сандалии на босу ногу и ничуть не смущалась того, что они давно промокли. Дождь бы теплым, «Грибным» как называла такой дождь мама. После таких дождей должны были расти грибы и радуги. Всякие. Только, такую радугу я видел в первый раз.
Ленка взяла меня за руку и потащила к деревянной скамейке, стоявшей как раз напротив длинной-предлинной лужи, уходящей, куда-то совсем-совсем далеко.
У Ленки было такое же сокровище, как мой ножик, только девчуковое.
Целый карман цветных стеклышек, от бутылок. Через них можно было смотреть все, что угодно. Не только радуги. Через них можно было смотреть Мухтара. Старого умного черного пса и он становился малиновым. Можно было смотреть на деревья с только, что распустившимися листьями, и они становились синими. Можно было смотреть на Ленку, и она становилась смешной. Когда через свои стеклышки смотрела Ленка, я тоже был смешным. Когда она смотрела на меня через желтое стеклышко, то хохотала до слез.
— Ну, Гоша! Ты и смешной! — На это я тоже не обижался. Я вообще на нее не обижался. С Ленкой было хорошо. Она достала пригоршню солнечных искорок из кармана, расчетливо поделила напополам и отдала мне мои — синие, желтые и зеленые. У нее были тоже синие, желтые и зеленые. Мы всегда договаривались, через какие стеклышки и кого мы будем смотреть, потому, что то, что мы видели — должно было быть одинаковым.
Если то, что мы смотрели, было бы разным, то смеяться, улыбаться и вздыхать было бы неодинаково. Если она смеется, а я вздыхаю, то — как нам дружить? Правильно — никак.
Мы сверили стеклышки, взяли каждый синее и стали смотреть радуги.
Ленка болтала ногами, улыбалась, щурилась, а я просто смотрел. Моя радуга потеряла несколько из своих цветов, те, что были зелеными стали желтыми, а те, что были синими — пропали совсем.
— Мне не нравится. — Вздохнул я. Ленка вздохнула тоже.
— И мне не нравится. — Если нам обоим не нравилось — значит, мы правильно смотрели радугу.
— А если через желтые посмотреть? — Она взяла из ладошки свое стеклышко. Я взял свое. Радуга пропала совсем. Остался только один цвет — зеленый. Я снова вздохнул. Ленка вздохнула тоже.
— Через стеклышки радуга неправильная, Гош. — Я согласно кивнул. — Ее надо глазами смотреть. А вообще… — Она посмотрела на меня каким-то особенным взглядом, а, давай мы ее в ведра наберем, и домой принесем. — Ты ее на своем окне поставишь одним концом, а я на своем, и у нас будет радуга. Из моего окна в твое окошко. Так ее можно будет смотреть даже без всякого дождика. Давай?
Предложение было серьезным. Радуга дома из моего окна до ее окна — это было круто. Даже круче синего велосипеда.
— Давай! А как? — Ленка, снова сделала удивленные глаза. — Ты, что дурак? Это же просто! Ведра у меня в песочнице. — Она быстро добежала до кучи песка, в которой, она пекла куличики и кормила пупса одуванчиками. Вытряхнула из них остатки и принесла к скамейке. Протянула одно мне.
— Только разуться надо. — Она стащила свои сандалии и пошевелила розовыми пальчиками на ступнях. — И ты сапоги снимай. — Я удивленно пожал плечами.
— А сапоги то зачем снимать? Грязно ведь. — Ленка показала рукой на облака в луже.
— Гоша! Ну, ты чего? Совсем? — Она покрутила пальцем у виска. — Правильно! Грязно! Мы же по облакам пойдем, а они смотри какие белые. Чистые. Мы же их запачкаем. — Она засунула ногу в лужу и попробовала ступить на облако.
У нее получилось.
Я тоже стащил сапоги. Аккуратно поставил их у скамейки.
Когда мы вернемся с радугой в ведрах обратно, сапоги нужно было не забыть надеть снова.
— Ну, что? — Я взял свое ведро, жестко, так, чтобы топая по облакам его не выронить.
— Пошли, если такое дело.
До радуги мы дошли. Набрали полные ведра и вернулись. Радуги хватило надолго.
Она годы стояла из моего окна в окно Ленки, и нам не нужен был дождик и цветные стеклышки, для того, чтобы ее смотреть.
Потом радуге стало скучно, и она улетела в небо. Улетела далеко и надолго.
Наверное, навсегда, хотя от нее все — таки остался кусочек, на который можно было смотреть без цветных стеклышек.
Он остался на старом осколке поломанного компакт-диска, со свадебным маршем Мендельсона.
Пластиковые стаканчики
Я с трудом открыл тяжелую дверь в лабораторию. Она была старой, обитой древним линолеумом и кисло пахла. Тем более пружина. Как я ненавидел эту пружину, и, собственно, почему пружина? Старая и ржавая пружина. В прочем, как всегда. Старая и ржавая.
В центре продымленной всякими опытами насквозь небольшой комнатки стоял огромный стол, заставленный пластиковыми стаканчиками из — под мороженого.
Теперь Серж просил приносить именно мороженое и именно с малиновым наполнителем.
Я бросил спортивную сумку с очередными стаканчиками, рядом с диваном, на котором возлежал Серж.
— На! — Я присел. Серж не реагировал. Он убивал прыщавого монстра на своем планшете, и похоже ему было плевать на то, что у меня промокли ботинки, и на то, что я тащил его мороженое на стратосферный этаж.
Лифты работали сами по себе, и я постоянно их путал, поэтому тысячу ступеней, мне пришлось оттарабанить пешком.
— У тебя кофе есть? — Серж перевернулся на другой бок и неопределенно махнул рукой куда-то в угол.
— Ты мне хоть спасибо скажешь? — Я пихнул завлаба в плечо кулаком.
— Нет. Не скажу. — Серж уткнулся в свой планшет и молотил кого-то с крыльями огромной палкой утыканной железными гвоздями.
— Чего так? — Я, стащил пальто, повесил его на деревянную вешалку. Смотал с шеи шарф и протиснулся между столом и тумбочкой к кофемашине.
После целой серии стратегических ударов пальцами в разноцветные кнопки, она недовольно хрюкнула и выплюнула еще один пластиковый стаканчик на подставку. Потом вязко шикнула на меня и запенила его до краев горячим пахучим кофе. Я, обжигая пальцы, с наслаждением выпил содержимое и почувствовал себя немного легче. Повертел в руках стаканчик.
— Он тебе нужен? — Серж повернул голову через плечо. Старый свитер, явно указал не его тонкой шее артерию.
— Неа. Те, что для кофе я уже давно отработал. — Он повернулся к планшету снова и замолчал.
— У тебя выходной? — Я выбросил стаканчик в огромный мусорный бак, почти до краев, заполненный самыми разными стаканчиками. Большими маленькими, для кофе,
