пастилы, йогурта, сока… Я даже не помню, каких в этом бачке не было. По-моему, я перетаскал с земли все, какие были.
— Да! — Серж это почти прокричал. Я попытался не реагировать на интонацию. Поежился, потому, что у Сержа было не слишком тепло.
Зачем нас загнали в стратосферу, я не понимал до сих пор. Что там внизу не сиделось? Хотя, да. Оттуда стаканчиков не видно — это факт. Может попросить другой этаж? Скажем на геостационарной орбите? А. Мне тоже плевать.
— День? — Я достал записную книжку и приготовился сместить график экспериментов.
— Век! — Огрызнулся Серж, и продолжал колотить монстра палкой.
Я прислушался к ощущениям. Голова болела по-прежнему, как и пятки.
Пошарил в кармане, достал таблетку аспирина и разжевал ее в сухую.
Пролезать к кофемашине снова мне не хотелось. В век мы не укладывались. Просто никак. По любому. Графики — есть графики. Светлое будущее, где то уже давно затерялось в допсметах и согласованиях.
Сроки не просто горели, а уже «пылали, синим пламенем». Я представил себя голого на раскаленной сковородке Люцифера, и мне это очень не понравилось. Серега — просто завлаб. Ему то, что? Век так век. Я — главный инженер проекта, и на ковер к Боссу потащат меня.
— И что хотят теперь? — Серега оживился. Поставил бой на паузу и, выпрямившись, сел.
— Свободы, Гоша, сво-бо-ды. — Я поежился. Они хотели свободы сто лет назад. Серега тогда еще брился. Теперь зарос щетиной по уши. Не убиваемый симптом очередной вселенской катастрофы.
— Ты их из стаканчиков выпускал? — Серега скорчил обиженную гримасу.
— Я тебе кто, Гош? Херувим детсадовский? — Я замечание проигнорировал. Серега был первоклассным специалистом по пластиковым стаканчикам, и я его берег от любых нападок и порицаний насколько хватало сил, возможностей и связей.
— И что? — Сергей достал жевательную резинку и принялся шевелить челюстями. Если Серега жевал в присутствии шефа, значит, со стаканчиками у него по-настоящему не ладилось.
— Залезают обратно… — Я тяжело вздохнул. Скинул ботинки. Ноги гудели от пройденных тысячи ступеней.
— Ну, а есть то они там, что будут? Мороженое же в зеленом стаканчике.
Серега уныло пожал плечами.
— Они там жалуются.
— На, что?
— Ну, на то, что в их стаканчике больше нет мороженого.
— И на кого жалуются? — Серега вытянул мою сторону палец. Я залился пунцовой краской. Серега, ни в чем не виноват, но зачем так жестко? Я же с благими намерениями все-таки. Построение гармоничной разумной цивилизации и все такое.
— А, ты пробовал им мороженого добавлять? — Серега кивнул.
— И? — Меня уже начало потряхивать.
— Жалуются, что липкое.
— Но говорили же, что не сладкое. У меня в протоколе эксперимента записано.
— Ну, говорили. Надоело говорить, что не сладкое. Теперь говорят, что липкое.
— Я есть липкое уже никак? — Серега пожал плечами снова. Хотел выключить диалог и включить свой боевик на планшете. Я отобрал планшет и выбросил в ящик со стаканчиками. Он, мстительно посмотрел в мои глаза.
Взгляд я выдержал, но над нашими головами уже начало клубиться жутковатое облачко очередного вселенского апокалипсиса.
— Я не дам тебе выходной, Серега. Не Дам! У нас сроки сгорели все уже. У меня штаны дымятся! А я очень не люблю, когда у меня дымятся штаны. Еще сто лет! Ты совсем? — Я покрутил у виска пальцем.
— Они говорят, что то, которое было раньше вкуснее. — Во! — Я туго закашлялся, приподнялся и с трудом выплюнул часть легких в мусорный бак. Их ковид я все-таки зацепил, покупая в Ашане малиновое мороженое.
— Но жаловались, что несладкое!!! — Мое лицо побагровело. Серега зло оскалился.
— Сладкое, мороженное в красном стаканчике! Они, что не знают?
— Знают, но, хотят, чтобы оно было в другом стаканчике.
— В каком? — Серега загрустил.
— В том, в котором они песни поют.
— Какие песни?
— Разные. Про деревеньку там, рогатых коров, траву нескошенную.
Я пошарил в сумке со стаканчиками и вытащил протокол эксперимента.
Протоколы я вел на древней бумаге и мне это нравилось. Бумага все еще пахла делом, но в последние десятилетия этот запах все больше напоминал запах серы.
— Так, сладкое, не липкое из красного стаканчика в стаканчик с коровами, которые поют песни. Записал. — Серега осклабился.
— Нестыковка, начальник. Коровы песни не поют. — Я тяжело вздохнул.
— Хорошо. Но, они хотя бы не липкие?
— Кто?
— Ну, коровы эти.
— Коровы не липкие. — Назидательно проговорил Сергей. — Но, они не уважают. — Он вытащил из моих рук исчерканные листы и отправил вслед за своим планшетом.
— Ты, это… — Я даже не нашелся, что ему сказать. Хотелось его повесить, расстрелять и лишить сразу десяти премий одновременно. Но, где я найду второго такого знатока пластиковых стаканчиков? Я сделал два глубоких вдоха и с трудом подавил в себе желание его задушить. Серега просто так себе выходных не выпрашивал. У него должна быть какая-то светлая мысль.
— А, Причем здесь коровы, Сережа?
— Ну, те, что в полосатом стаканчике хотят, чтобы их уважали. — Я передернул плечами.
— И, что для этого делают?
— Дерутся… — Я с тоской посмотрел на листы в мусорном баке, и вытащил из сумки чистую пачку линованных листов. Почему Серега выпрашивал сто лет стрелялок на планшете я уже начал понимать. Серега, меня спасал, и я это уже чувствовал.
— С кем?
— Со всеми…
— Они хотят, чтобы их уважали не липкие коровы, которые песни поют? — Серега в отчаянии развел руки в стороны.
— А себя уважать не пробовали? Работать, там. Думать, Анализировать. Ну, то, что мы в прогноз эксперимента закладывали?
— Пробовали. — Я с несбыточной тоскливой надеждой посмотрел Сереге в глаза.
— Не получилось. Они пришли к выводу, что во всем виноват ты. Говорят, что нечего было эксперимент начинать, раз не получается ничего. — Мне показалось, что Люцифер, стуча копытами по лестнице, уже поднимается за мной по ступеням.
Я сгреб все стаканчики со стола в мусорный бак. Дотащил бак до мусоропровода и с облегчением вытряхнул его содержимое. Счастливо прослушал радостную отрыжку утилизатора, и поставил бак рядом со столом.
— Выкладывай. — Серегу я знал давно, и у него была идея. Я ее чувствовал.
Даже не знаю чем, но чувствовал.
Сергей залез с ногами на диван. Загрохотал склянками-банками, потом вытащил толстый фотоальбом и грохнул перед моим носом, подняв целое облако вечной пыли.
— Смотри! У него две передние лапы свободны. В Австралии живет. — Я поморщился.
— Уши великоваты. Хвост опять же. Траву ест. Сумка на животе. Прыгает как дурак.
— Ну, да и что? Палку-копалку же удержит! Эволюционирует, как ни — будь!
Я счастливо почесал за ухом, в голове уже замелькали цифры новых смет,
