оно смогло избежать созерцания жизни через нацистские очки или имело доступ к свободной информированной дискуссии.
Таковы некоторые представления и факты, с которыми столкнулись союзники при вступлении в Германию. Разрушения, причиненные войной, были впечатляющими и, как следствие, во многом переоцененными. Под обломками уцелело или не слишком пострадало много разного оборудования. Правда, в мае 1945 года угольная промышленность Рура производила всего 25 000 тонн в день по сравнению с довоенным средним показателем в 400 000 тонн. Производство стали пострадало еще сильнее. В августе производство в американской зоне осуществлялось лишь на 15 % всех заводов и составляло всего 5 % от общего выпуска. Но подсчет, проведенный осенью следующего года, показал, что даже в Рурской области, главной цели Королевских ВВС, только 30 % заводов и оборудования получили неустранимые повреждения. В целом по Германии эта цифра составляла от 15 до 20 %[2]. Хотя коммуникации легко повредить, их так же легко можно и восстановить: если в мае 1945 года в британской зоне функционировала лишь одна тринадцатая часть железнодорожных путей, то в ноябре следующего года только одна тринадцатая все еще была закрыта. В сильно пострадавшем от бомбардировок Хамме в зале ожидания до сих пор сохранился искусственный мрамор времен Вильгельма. Некоторые германские порты почти не пострадали, и даже в Гамбурге сохранился ряд глубоководных причалов. Британский офицер по контролю, осмотрев фабрики в Германии, обнаружил, что они гораздо лучше обеспечены материалами, чем в Великобритании. Добыча угля упала, но 2 млн уже добытых тонн все еще лежали на поверхности.
Более того, до 1944 года Германия крепла и богатела на разграблении Европы; все остальные, кроме нее, были вынуждены терпеть и страдать. Ведь из оккупированных стран вывозились не только продукты питания и потребительские товары; невероятные запасы сокровищ, иногда весьма ценных, обнаруживались в самых неожиданных местах. Рассказывают, как один измученный сотрудник американского отдела по связям с гражданской администрацией и населением сказал своему начальнику: «Сейчас мне не помешали бы пять помощников по промышленным вопросам, но, прежде всего, пришлите мне сотрудника по мародерству». В Германию было вывезено 200 000 станков, парк которых вырос с 976 000 в 1938 году до более чем 1 300 000 в 1945 году. Одна только Франция заплатила 700 000 млн франков оккупационных расходов. В результате промышленный потенциал Германии во время войны значительно вырос. Она была единственной страной в Европе, чье промышленное производство в 1944 году было выше, чем в 1938 году. Пострадал, в первую очередь, социальный капитал Германии; долгосрочный ущерб, нанесенный ее промышленному оборудованию, был не так велик, хотя из-за растерянности от поражения и разрыва коммуникаций он казался более значительным. И даже в общественной сфере картина казалась не такой уж мрачной. Один русский офицер, хорошо знакомый с обеими странами, сказал британскому корреспонденту во время Потсдамской конференции, что, по его мнению, немцы выглядят более упитанными, менее изможденными и лучше одетыми, чем британцы; четыре месяца спустя, после поездки в Германию, упомянутый корреспондент был склонен с этим согласиться.
Лихорадочное завершение боевых действий принесло невероятное столпотворение. Прежде всего, 7 млн вооруженных немцев сдались в плен западным армиям. В зоне Соединенных Штатов на момент оккупации уже находилось 1,5 млн немцев, покинувших свои дома и бежавших на запад ввиду наступления русских, и то же самое можно сказать о британской зоне. Около 10 млн жителей разрушенных бомбардировками городов эвакуировались в сельские районы, хотя любопытно, что в самом конце это движение, похоже, пошло вспять; например, говорят, что последний поезд, прибывший в Берлин из Штеттина, был переполнен эвакуированными, которые рвались домой, чтобы по приходе новых завоевателей присмотреть за своим имуществом.
В апреле нацисты пытались эвакуировать из Берлина целые отделы, разделив каждый на две части и отправив одну часть на юг, другую – на север; некоторые из них оказались в затруднительном положении в середине своей карьеры, их архивы, припорошенные снегом, лежали вдоль железнодорожных путей. Бумаги, досье, экспонаты музеев, семейные сокровища обнаруживались во всевозможных тайниках в разных уголках страны. 6 млн иностранных рабочих и большое количество военнопленных союзников были выбиты из колеи крушением нацистской власти и высыпали на дороги в стремлении найти путь домой. А рядом с этой беспорядочной массой народа, зажатой на ограниченной территории, находилось более 8 млн солдат и офицеров союзных войск.
Эти потоки с востока и запада докатились до Эльбы и там, на уровне паводка, остановились. Разделение Германии на зоны, хотя в целом и соответствовало дипломатическим планам, сразу же создало трудности, как это и должно было произойти в любой стране с развитой экономикой. Например, горнодобывающая промышленность Центральной Германии зависела от поставок оборудования и запчастей из Рурской области. Прядильное оборудование текстильной промышленности было сосредоточено в Вестфалии, а ткацкое – в Саксонии. Для фотоаппаратов, производимых в основном в американской зоне, требовалось оптическое стекло из русской зоны, а объективы и затворы – из французской. В русской зоне, где проживало менее трети населения, находилось 70 % мощностей по производству бумаги; там же производилось 60 % калийных удобрений. Промышленность американской зоны и, в некоторой степени, русской получала уголь из Рура, который входил в британскую зону. 68 % мощностей Германии по производству автомобилей находилось в американской зоне, и эти заводы были единственным источником запасных частей для ремонта произведенных на них машин. Каолин, гипс и сангарская глина, необходимые для баварской гончарной промышленности, можно было раздобыть только в русской зоне. Возрождение промышленности зависело от обеспечения дальнейшего взаимообмена, а коллапс транспортной системы означал, что даже без политических осложнений эта задача окажется весьма непростой[3].
Но прежде чем работать, человек должен чем-то питаться, а с продуктами питания наблюдалась та же самая история. Русская зона испытывала дефицит говядины, баранины, молока, масла, сыра, фруктов, овощей, рыбы и яиц. Она располагала лишь 25 % национального поголовья молочного скота, компенсируя это 48 % овец. Из крупных поместий к востоку от Эльбы значительные объемы хлебных злаков, картофеля и сахара поставлялись в промышленные районы Рура и Рейнской области (хотя, при кажущейся нелогичности экономических систем, когда они остаются нерегулируемыми, часть зерна также перемещалась с запада на восток).
Приведем небольшой, но значимый пример: большая часть урожая сахарной свеклы в Германии зависела от семян с небольшой территории вокруг Магдебурга; будь сорваны поставки, пока эта территория находилась в руках британцев летом 1945 года, нормы продовольствия в британской и американской зонах в 1946–1947 годах оказались бы еще ниже. По данным генерала Клея, сельскохозяйственное производство западных зон в 1935–1938 годах обеспечило бы каждого потребителя рационом всего в 1100 калорий.
Такова была обстановка на момент
