хоть какой-то здравый смысл в его замечаниях был. В то время, как мамины отзывы оставляли желать лучшего.
— У меня есть хороший психолог, — задушевно сказала она, по итогам оценки одного из рисунков.
— И что? — Соня уставилась на черно-белое полотно у неё в руках. Ну да, немного депрессивно! Не всем же птички-бабочки…
Это было ещё до Никиты. С тех пор её творчество «повзрослело». И на фоне минимализма то и дело возникали яркие всполохи. Как цветок у окна!
В полумраке октябрьской ночи её спальня была, точно склеп. Тени черными кляксами расползались по стенам. И казалось, что в каждой из них кто-то есть. Стоит папе уйти, и неведомый «кто-то» проявит себя. Соня сжала виски, приводя себя в чувство. Ведь уже не ребёнок! Чтоб, как в детстве, просить: «посиди, пока я не усну».
— Это где-то у вас в институте? — папин голос вернул её к жизни.
Она «зависла», всего на секунду. Возможно, что этой секунды хватило…
— Да, — ответила Соня, расправляя края одеяла.
Очередной порыв ветра растормошил невесомую штору. Прозрачная ткань встрепенулась, как пламя свечи. Он поймал её.
— Что за сетка? Повесьте ночные гардины! — критично заметил отец, закрывая окно.
Раздался щелчок, и поток леденящего воздуха быстро иссяк.
— Спасибо, — она улыбнулась.
Страх отступил. Ведь теперь холодная осень осталась снаружи. И дышала в стекло, покрывая его холодной испариной.
Он ушёл. И Соня осталась одна в своей маленькой спальне.
«Странно», — размышляла она, вспоминая видение. Ощущения были настолько сильны, что озноб до сих пор возвращался, заставляя дрожать. Где-то там, в темноте её сна оставался Никита. Нужно было вернуться за ним. А иначе…
Глава 3
На улице установилась на редкость комфортная погода. Когда не слишком жарко и солнце приятно греет. Потому с утра выбегаешь из дома в куртке, а возвращаясь, идешь нараспашку. Это мнимое тепло, как заключительный аккорд, предвещало скорую непогоду. На горизонте уже маячили первые осенние циклоны, с их серым сумрачным небом, и вечно мокрым асфальтом. Ничто не длится вечно! Кончается лето, и счастье кончается. Чтоб, отдохнув, начаться опять…
Тем же утром, идя, как шпион, по горячим следам, Соня возникла на кухне. В просвете цветастых штор маячило солнце. Оно с любопытством смотрело в окно, разрезая пространство разбуженной комнаты своими прожекторами. Пылинки, кружились, как мотыльки, оседая на кафельный пол.
Папа пил кофе. Горячий напиток дымился в фарфоровой чашке.
— Привет, па! — Соня, как солнечный вихрь, ворвалась на кухню. Распугав по дороге пылинки и нарушив отцовский покой.
— С добрым утром, — он улыбнулся и поставил чашку на стол.
Щелкнув чайником, Соня вздохнула:
— Ну и ночка была, скажи?
— И то, правда, — он взглянул исподлобья, и…
Что-то знакомое промелькнуло во взгляде. Говорят, что избранник похож на отца? «Как глупо их сравнивать», — думала Соня. Они абсолютно разные! И любит она их по-разному. Но одинаково сильно. Обоих.
— Слушай, па? — сказала она.
— М? — промычал он, прихлебывая из чашки.
— Я во сне что-то кричала? Или вроде того? — она усмехнулась, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно.
Отец оторвал взгляд от экрана смартфона. Рыжинка в его волосах, как оставленный летом «привет» золотилась на солнце. Этот цвет перешел ей в наследство. В придачу к упрямому нраву! От мамы досталась фигура, заливистый смех и «породистый» профиль.
— А то! — он усмехнулся.
— И…что же? — её голос дрожал.
Сохранять невозмутимость было все труднее.
— Я чего и вошёл без спросу! — напомнил отец виновато.
«Ну же», — подумала Соня, стараясь припомнить, в какой момент её сон оборвался. Кажется, она искала Никиту!
— Иду, слышу, жалобно так…, — папа скорчился для наглядности.
Соня стиснула пальцами донышко чашки.
«Как объяснить? Как это, черт возьми, объяснить?», — лихорадочно соображала она.
— Скулишь из-за двери! — он замолчал.
Напряжение внутри нарастало.
«Скажу, что ослышался», — подумала Соня. Ничего другого на ум не пришло! «Не поверит? Тогда нападу: «Па, да у тебя паранойя? Совсем уже?» Или типа того!».
— Я прислушался, — продолжил он свой рассказ, — Думал, может, на помощь зовешь?
Кофе попал не туда, и Соня закашлялась. «Он скажет, что «слух у него идеальный». А я отвечу, что «он себе льстит». Он обидится. А я извинюсь! В крайнем случае, можно заплакать. Чтобы только спасти ситуацию!».
— А я что? — с любопытством спросила она.
— А ты, — рассмеялся отец. — Притворялась Русалочкой!
— В смысле? — нахмурилась Соня.
— Все кричала «киты, киты»! — махнул он рукой.
— Да… точно, — отозвалась она, якобы вспоминая, — было что-то про море!
— А я говорил тебе, едем с нами! — в который раз повторил отец.
Он до сих пор не мог взять в толк, чем был вызван тогдашний отказ. И причины, вроде «я уже взрослая», или «вам с мамой нужно побыть наедине» не брались им в расчет. Каждый год они отдыхали втроем. И десять дней отдыха уже стали традицией. На сей раз, папа дал слабину, позволив ей взять с собой Дашку. Но, во-первых, тогда они были с ней в ссоре! А во-вторых, их неполные десять дней стали лучшими в Сониной жизни.
Никита забил холодильник вкуснятиной. Она в свою очередь «забила» на учебу. Он выдумал командировку. И все девять ночей они засыпали в обнимку. Ужинали, крадя друг у друга еду из тарелки. Смотрели кино и… «любились»!
Уикенд получился чудесным! Единственный побочный эффект — это небольшая «производственная травма», которая, напоминая о себе, воскрешала в памяти каждый волшебный момент.
— У меня трудовой мозоль! — жаловалась Соня, щупая натертость у главного «входа».
— Ничего, — заключал Никита, — Пускай моя дырочка отдохнет!
Он нежно гладил её сквозь трусики.
— А пока, — его голос становился грубее, — Её заменит ротик.
Глава 4
Зябкий ветер тревожил деревья, срывая последний покров. Предлагая разоблачиться в угоду неизбежным холодам. Не важно, береза ты, или тополь. Зимой все равны! На голые ветви уляжется снег. И этот наряд, как ночная сорочка, укутает все живое.
Поддавшись всеобщей «сонливости», она и сама, как будто медведь в ожидании лета, засядет в их общей берлоге. Наблюдая, как снег застилает пустынные улицы, отрезая их маленький храм от мирской суеты…
В левом крыле начался ремонт. Первой пала картинная галерея! Она быстро сдалась, позволяя себя «раздеть». С её стен был сняты картины. И без них она стала всего лишь комнатой. Неузнаваемо голой и болезненно бледной! Где-то там, среди экспонатов были и Сонины «первенцы». Судьба их отныне была неизвестна.
На пороге рабочие сбросили стройматериалы. Бесцветный кирпич, тротуарную плитку и несколько пыльных мешков. Но спустя пару дней под напором настойчивой Музы, эта серая куча превратилась в
