не понял Коля.
— А вдруг больше никто не возьмет?
Теперь Коля вздохнул:
— Мудруешь ты все, Дианка. Как в школе.
— А что в школе?
— Разве забыла, как физкабинет на сосне устроила?
— Да ладно тебе! — отмахнулась от него Дианка. — Заходи — выпей!
— Не могу, — сказал Коля, — телят на бойню везу.
— Завтра свезешь.
— К завтрему они подохнут, боюсь.
Дианка встала на подножку, заглянула в кузов:
— Какие хорошенькие… И на бойню?
Она гладила мягкие, теплые морды телят, они тыкались ей в ладонь, сосали пальцы.
— Ну ладно, — вдруг решила она, — не хочешь заходить ко мне на свадьбу, тогда возьми меня с собой в город.
Коля в это время затягивался папироской, а как услышал, чуть не задохнулся дымом:
— Ты что?
— Ништо! И не спрашивай ни о чем. Возьми — и все.
Он и в самом деле не стал спрашивать, распахнул дверцу кабины.
— Ну садись!
Деревню проехали молча. Когда стали сворачивать на шоссе, ветер донес от реки нестройные звуки песен.
— Может, вернешься? — спросил Коля.
— Нет!
По обочинам дороги еще лежал снег, синий, ноздреватый, хотя тянуло уже с полей запахом прошлогодней травы.
Коля, закрывая стекло, будто невзначай положил руку на Дианкино плечо.
— Ты что это? — вскинулась она. — Я ведь замужем!
— Хорошо замужество: в первый же день свадьбы от мужа сиганула!
— Ну и сиганула! Подумаешь! Тебе-то какое дело?
— Был бы я на его месте, от меня б не сиганула.
— Это еще почему?
— А потому! Залюбил бы до смерти!
Дианка удивленно поглядела на него, будто в первый раз увидела.
— Вот ты какой…
— Да не бойсь, не бойсь, — Коля убрал с ее плеча руку. — Я свое место знаю.
Оттепель наделала беды, колеса машины то и дело пробуксовывали, и Коля, чертыхаясь и кляня на чем свет стоит зоотехника, который послал его в город, дергал машину то взад, то вперед, пока на небольшом повороте она не застряла совсем. Тогда Коля заглушил мотор, положил голову на баранку и стал молча глядеть на Дианку.
— Ты чего? — спросила она.
— Ничего. Можно ж мне хоть поглядеть на тебя?
— Поглядеть можно, — сказала Дианка и вздохнула. — Только знаешь что? Внешность в человеке не самое главное? Правда?
— Правда.
— Вот, к примеру, я. Я ж не виновата, что у меня глаза вкось глядят. Я ж все равно ими вижу. Как все нормальные люди.
Коля усмехнулся. У него глаза были красивые, синие и ласковые. Но он отвел их.
— Так ты еще красивее, — отвернувшись, сказал он.
— Врешь!
— А чего мне врать? Меня ж ты все равно не полюбишь?
— Почему? — удивилась Дианка.
— Потому что я гожусь лишь для друга. Помнишь, как на переменках ты все свои тайны мне рассказывала?
— Помню.
Из грязи в конце концов они все-таки выбрались, и дальше дорога пошла веселей. Дианка открыла окно, и плотный, пахучий полевой ветер ударил в лицо. Дианка засмеялась. Впереди была дорога, неизвестность, приключения, и это настраивало на веселый лад. А Коля, наоборот, встревожился:
— Так куда ты все-таки в город?
— Не знаю, — сказала Дианка, — может, к Юльке пойду. К Собачкиной. Помнишь? Только она теперь не Собачкина, а Волкова.
— Замуж вышла?
— С такой фамилией, говорит, разве выйдешь? Просто поменяла — и все.
— А разве можно менять?
— Говорят, можно. Десятку заплатишь и — становись хоть Царицыной.
— А как же родичи? Стало быть, ты от всех отказываешься?
— Выходит, так.
Ветер дул, дул и выдувал из головы все горькие мысли.
— Слушай, — сказала Дианка, — а что, если б мы попали с тобой сейчас на Марс? Только мы одни и никого больше?
— Хорошо бы! — мечтательно улыбнулся Коля.
— Нет, что ты! Страшно! Как это без людей?
— Почему без людей? — засмеялся Коля. — Знаешь, сколько бы мы с тобой детей народили!
— Иди ты! — Дианка отмахнулась от него. — Я серьезно, а ты…
Коля снова молча уставился на Дианку, и от его взгляда, пристального, тревожного, ей стало не по себе.
— Ну ладно, Коля, спасибо тебе. Я отсюда на трамвае доеду. Только вот…
— Что?
Он остановил машину и с надеждой и ожиданием глядел на нее.
— Может, денег мне дашь? Я ведь без копейки уехала.
Коля порылся в бумажнике и подал ей двадцать пять рублей, и когда подавал, схватил Дианкину руку, прижал к сердцу.
— Эх ты, сумасшедшая…
Дианка руку не вырвала. Она стояла и ладонью ощущала быстрые, глубокие толчки его сердца, будто оно билось не там где-то внутри, а в ее руке.
Коля сам отпустил руку.
— Ну что ж? До встречи на Марсе.
— Идет! — сказала Дианка.
Теперь к подруге. Хотя какая она подруга? Просто учились вместе. Вместе в пединститут поступали. Вместе не прошли по конкурсу. Но Юлька домой не вернулась, устроилась в городе на трикотажную фабрику. В деревню на выходные приезжала, расписывала реки молочные, берега из сыра голландского.
— Не веришь? Темнота потому что. А я восемьдесят пять рубчиков каждый месяц отхвачу — и наши дома, ваших нет. В общежитии через день кино. Танцы три раза в неделю. А уж ребят на танцах — как пуговиц на прилавке: выбирай, какого хошь, вплоть до сына директора фабрики. Ага. Интересный такой, усы под Буденного. Честное слово! Один раз я с ним танцевала, так он мне ручку на прощанье чмокнул. Не веришь? В городе не то что в наших Грустных Ключах: девки нарасхват. Так что в лепешку разобьюсь, а замуж в этом году выйду. Вот посмотришь!
Сейчас Дианка шла к Юльке Собачкиной, и, хоть не знала, как та ее встретит, в душе у нее все пело от радости. Вырвалась она все-таки на свободу! Хлебнула глоточек Счастья!
«А Андрей! — упрекнула она себя. — Ведь он мне теперь муж! — И тут же утешилась: — Мой муж объелся груш. Правду Коля сказал: любил бы, так удержал!»
На нее снова нахлынуло глупое беспричинное веселье, будто выбежала она поутру на росистый луг и мчит босиком что есть духу туда, за речку, за пасеку, в лес, только пятки в траве сверкают. И чем жгуче роса, чем холоднее ногам, тем сладостней и невозможней сжимается сердце.
Больших трудов стоило ей унять свой восторг и войти к Юльке в комнату строгой и серьезной. А Юлька, наоборот, как увидела Дианку, так и залилась смехом:
— Ты откуда такая?
— Какая? — не поняла Дианка.
— Пыльным мешком стукнутая. Возле мельницы шла?
— Ага, — сказала Дианка. — Я со свадьбы сбежала.
— Да ну?
Юлька сразу перестала смеяться и переглянулась с девушками, которые были в комнате. Только тут Дианка сообразила, что про свадьбу
