казалась слишком заурядной.
Мимо меня один за другим проходили люди, переодевавшиеся за кулисами. В здании стало тише. Серость старых побеленных стен становилась все темнее. Я услышал шаги. Женщина в элегантном бежевом плаще поверх платья медового цвета шла, постукивая невысокими каблуками темно-коричневых замшевых туфель. Рыжеватые волосы были собраны.
Она искоса посмотрела на меня, проходя мимо, и продолжила идти, ничего не сказав. Шаги затихали, а я прислушивался к ним. Женщина поднималась по лестнице. Остановилась. Стала спускаться. Звук ее шагов снова приблизился ко мне.
«Что-то забыла», — подумал я, опустив голову и рассматривая грязные плитки пола. Затем я увидел темно-коричневые замшевые туфли. Их носки были обращены в мою сторону.
— Чего ты ждешь с такой печалью?
Мое сердце часто забилось, и на мгновение мне показалось, что я не смогу выдавить из себя ни слова.
— Ничего, — с трудом ответил я.
— Поблизости есть хороший ресторан, — произнесла она, — и я собираюсь поесть там. Если хочешь, поедим вместе. Вдвоем веселее.
Первое, о чем я подумал, — что у меня нет денег на ресторан. Не знаю, догадалась ли она об этом по моему лицу или просто уже все заранее решила, но она произнесла:
— Я оплачу.
Я согласился.
Мы поднялись по лестнице и, не говоря ни слова, вышли из здания и пошли пешком. Я прислушивался к ее шагам. Непонятно почему, но меня волновал этот ритмичный стук.
В витрине ресторана красовались ряды солений и банок с компотами. Внутри оказалось безлюдно, наверное, потому что час был поздний. Подбежал официант.
— Добро пожаловать, мадам Хаят, — сказал он. — Где бы вы хотели сесть?
— Давайте мы сядем в саду.
Затем она повернулась ко мне:
— Тебе же не будет холодно?
— Нет, — ответил я.
Сад оказался небольшим мощеным патио под навесом с фонтаном посередине. Здесь были хаотично расставлены странные статуэтки, не связанные друг с другом: статуя одного из семи гномов в красном капюшоне, маленькая фигурка жирафа, гипсовая Венера, разноцветные керамические птицы, подвешенные к карнизам; кошка, похожая на рысь; принцесса в голубом платье, которая, как я предположил, была Золушкой; ангел с волшебной палочкой в руке…
Мы направились к столику, покрытому бордовой скатертью. Официант с блокнотом в руке шел за нами.
— Что ты будешь пить? — спросила меня мадам Хаят.
— А что бы вы предложили?
— Ракы?
— Давайте.
Она повернулась к официанту:
— Принеси нам двойной ракы, пожалуйста, и еще немного этих ваших вкусных закусок, но немного. Мы еще хотим хорошей пеламиды поесть.
И снова повернулась ко мне:
— Ты же ешь пеламиду?
— Ем, — сказал я.
Я чувствовал себя веткой, брошенной в воду, и просто плыл по течению.
— Ну, рассказывай, — сказала она, когда официант ушел. — Чем занимаешься? Студент?
— Да.
— Что изучаешь?
— Литературу.
— Я вообще не читаю романы.
— Почему?
— Не знаю, мне скучно… Я не знакома с писателями. Мне достаточно того, что я знаю о людях, и совсем не хочется узнавать больше от кого-либо еще.
— А чем вы интересуетесь?
— Антропологией, — ответила она.
Это был такой неожиданный ответ, что я изумленно уставился на нее с открытым ртом. Должно быть, я выдал именно ту реакцию, которую она ожидала, потому что рассмеялась самым счастливым смехом, который я когда-либо слышал в своей жизни. В этом смехе можно было услышать утренний птичий щебет, осколки хрусталя, плеск чистой воды, разбивающейся о камни, крошечные колокольчики, свисающие с рождественских елок, маленьких девочек, бегущих рука об руку.
— Мне нравится это слово, — сказала она, — вряд ли есть что-то более забавное, чем выражение мужских лиц, когда я произношу его. Иногда мне кажется, что это слово выдумали именно для этого.
Помолчав, она снова рассмеялась.
— Ты же не обижаешься из-за того, что я дразню тебя?
— Нет, — сказал я, — не обижаюсь.
Я хотел сказать: «мне нравится», но промолчал.
— Как тебя зовут?
— Фазыл.
— Красивое имя.
— Кажется, вас зовут Хаят — так к вам обратился официант.
— На самом деле меня зовут Нурхаят, но с детства все зовут меня Хаят[1].
В это время официант принес ракы и закуски, и мадам Хаят сама аккуратно поставила тарелки на стол.
Пока она их расставляла, я смотрел на нее. Ее лицо было озарено утратившим яркость светом, который нельзя было бы назвать красотой, но он был привлекательнее красоты. Свет, в котором живут безразличие, сарказм, снисходительное сострадание, распространявшееся, кажется, почти на все человечество; свет, одновременно привлекающий и предостерегающий от приближения.
— Куда ты смотришь? — спросила она.
Я почувствовал, что краснею, отвел взгляд и сказал:
— Просто задумался.
Мадам Хаят добавила воды в ракы.
— Давай, — сказала она, — здесь отличные закуски. Но не набивай желудок до отказа, оставь место для рыбы.
Закуски и впрямь оказались на высоте, а из-за того, что я давно не пил, у меня закружилась голова от ракы. И, глядя на мадам Хаят, я видел ее танцующей в платье медового цвета.
Она расспросила меня обо всей моей жизни, задавая разные простые вопросы, пока мы ждали рыбу. Казалось, я выложил ей все, что знал. Не понимаю, как это произошло, вообще-то, я не люблю рассказывать о себе. Выслушав, мадам Хаят протянула руку и с нежностью погладила меня по щеке. Мы некоторое время молчали. Ее молчание, как и радость, было простым и многозначительным, было в нем что-то, отчего боль другого человека становилась легче, или мне так показалось. Как прикосновение руки целителя.
Когда официант принес рыбу, она сказала:
— Я смотрю только документальные фильмы.
Мне показалось, что это такая же шутка, как и «антропология», но мадам Хаят была серьезна.
— Почему? — спросил я.
— Это так весело и так удивительно, — сказала она. — Миллиарды людей делятся всего на двенадцать знаков зодиака. Обладая тысячелетним опытом, они решили, что у нашего вида достаточно признаков, чтобы соответствовать только двенадцати знакам… Когда только насекомых насчитывается триста тысяч видов и каждый отличается друг от друга… С рыбами то же самое… А что вытворяют птицы!.. Космос так загадочен, в нем существует десять тысяч галактик в пугающе одинокой, единственной крошечной точке. Разве это не удивительно?
Саркастическая и нежная улыбка ни на секунду не покидала ее лица, словно Бог создал всю Вселенную, чтобы развлечь мадам Хаят и она законно пользовалась этим правом.
Она что-то слышала о Шекспире и о «быть или не быть».
— Разве это, — недоумевала она, — тайна человечества? Выбор между жизнью и смертью?
— Мне кажется, эта фраза выражает скорее нерешительность, — сказал я.
— Нерешительность? Люди, которых я вижу, очень решительны.
— В чем же они решительны?
— Они настойчиво творят глупости… Когда смотришь исторические документальные фильмы, то видишь, как одна
