Книга Однажды снова - Юма Гулова

Италию и за десять лет становится миллионером. Да это уже звучит, как начало фильма Мартина Скорсезе. Твоя же задача заключается в том, чтобы мы получили Оскар, — он нетерпеливо барабанит пальцами по столу, уже смакуя свой триумф. — Мы наполним наш следующий выпуск "Миллениумом" и историей его бесподобного основателя. Его портрет будет красоваться на обложке, а дом — представлен в самых ярких красках. Может, даже съездим на производство, — лицо Степана Альбертовича наполняется азартом и он возбужденно подливает в бокалы напиток.

— Насколько мне известно, центральный офис и производственные площади "Миллениума" расположены в Риме.

Милена сидит в той же позе, что и с самого начала — нога закинута на ногу, руки лежат на столе ладонями вверх. Но в глубине души, ее последняя нервная клетка готова дать трещину и устроить истерику. Последняя надежда на то, что Якимов одумается, терпит крах ровно в тот момент, когда главный редактор снова открывает рот:

— Я согласую эту поездку. Мне нужно знать все: где он вырос, какую школу посещал, какого цвета его любимая чашка, какой зубной щеткой он пользуется, черт возьми! — экспрессивно жестикулирует он.

— Степан Альбертович, не кажется ли вам, что вы перебираете? — в замешательстве спрашивает Сотникова, пытаясь образумить главного.

— Нисколько, Милена. Это сенсация. Мы взорвем информационное поле! — с этими словами он эмоционально ударяет ладонью по столу.

— Подождите, — осознание происходящего тяжело доходит до девушки. Эта новость настолько ее огорошила, что Милена даже не сразу поняла, для чего главный редактор рассказывает об этом ей с глазу на глаз, а не на общем собрании. — Не хотите ли вы сказать, что планируете отправить в Рим меня?

— А кого еще, Мил? — он удивлённо округляет глаза и начинает смеяться. — Но сначала мы отснимем материал в его новой московской квартире для онлайн-журнала. Он прилетел в Москву на неделю, и хочет, чтобы ты взяла интервью здесь. В Италии у него не будет возможности много болтать, — улыбается главный, — я и подумать не мог, что вы знакомы.

— Откуда вы… — говорит она, но останавливается и горько хмыкает, отводя глаза: — я забыла, что вы и черта разговорите.

— К моему удивлению, черта по фамилии Агрономов разговаривать особо не пришлось. Одним из условий сотрудничества было твое присутствие на интервью. Вернее, даже не так, его пресс-секретарь сказал, что Каменев даст интервью только тебе.

— Я не понимаю…

Она не успевает задать свой вопрос, потому, что Якимов ее перебивает:

— Милена, мне не нужно быть гением, чтобы понять, что между тобой и Каменевым были отношения. Или я ошибаюсь? — он смотрит на нее поверх очков в стильной стальной оправе, ожидая ответа.

Милена молчит, пытаясь подобрать правильные слова. И эта тишина начинает раздражать не только ее саму, но Степана Альбертовича. Отрицать бессмысленно — Якимов уже догадался обо всем.

— Это было давно, — цедит она, стараясь не прерывать зрительного контакта с начальником.

— Но ты знаешь его лучше, чем кто-либо другой из наших журналистов, — рассуждает Якимов. — И это может стать нашим преимуществом.

— Степан Альбертович, я не хочу снова иметь с ним дело, — взрывается Милена, громко опуская бокал на дорогой стол.

— Но ты должна, — недовольно отвечает Якимов, а затем поднимается из-за стола и идет к окну, любуясь видом на город. К слову, за то время, что они говорят, Милене уже несколько раз хотелось привязать его к креслу, чтобы он не мельтешил и перестал уже трогать свой пиджак. — Ты должна использовать свое преимущество для нашего журнала. Это большой шанс для нас.

— Это большой шанс для вас, — возражает она, закатывая глаза. — Для меня это повод сходить к психологу.

— Милена, — Якимов оборачивается и смотрит по-отечески добродушно. — Я знаю, что это может быть неприятно для тебя, — он снимает очки и трет переносицу, — но ты должна понимать, что в нашем деле нет места для чувств. Ты должна быть профессионалом.

Милена выдыхает, мысленно вспоминая уроки медитации, которые брала в отпуске на Пхукете. А затем надевает привычную маску безразличия, смирившись с собственным поражением.

— Понимаю, — глухо говорит она, осознавая, что бороться бесполезно и не зачем. — Я сделаю это.

Она поднимается с кресла, привычно поправляет юбку, стряхивая невидимую пылинку и, не сказав ни слова, разворачивается в сторону выхода.

— Вот и славно, — он кивает, принимая ее ответ как данность. — Я знаю, что ты всегда ставишь интересы издания превыше всего.

— Не волнуйтесь, Степан Альбертович, — с уверенностью, на которую только способна, отвечает Сотникова. — Интервью будет что надо.

Якимов довольно улыбается, провожая ее взглядом. В глубине души он знает, что никто не справится с этой задачей лучше Милены. Не только потому, что она выдающийся журналист, но и потому, что в этой истории есть нечто личное. И он уверен, что Милена сможет использовать это в свою пользу, чтобы сделать интервью по-настоящему глубоким и проникновенным.

Глава 2. Разговоры по душам

Сентябрь, 2023 год.

Загородный дом Сотниковых.

Дорога от МКАД до родительского дома занимает у Милены тринадцать километров по Рублево-Успенскому шоссе. Это ровно восемь песен из альбома The Miracle группы Queen, который девушка уже знает наизусть, шесть звонков из «Империала», касательно зимнего выпуска и десять минут наедине с живописными соснами по обе стороны от шоссе.

Как только Милена сворачивает с главной дороги, ее встречает элитный загородный поселок с видом на реку, а вереница просторных участков, спрятанных лесным массивом, сохраняет полную приватность благодаря солидной дистанции друг от друга. Включив поворотник, девушка съезжает на дорогу, ведущую к семейной резиденции Сотниковых. Она нажимает кнопку на пульте и огромные ворота, охраняющие просторный двор, бесшумно отъезжают, пропуская машину.

Черный автомобиль тихо шуршит по изящной дороге, увитой канадскими тисами и душистыми можжевельниками, пока не припарковывается на выложенной булыжником дорожке, расположенной рядом с входом в дом.

Борис Владимирович — папа Милены — сколотил свое состояние еще в девяностых и с тех пор старался приумножать свои капиталы, но Милена никогда не могла понять его тягу к вычурности. Или могла? Девушка выходит из машины и ее взгляд останавливается на бежевых замшевых ботильонах