ах, а-ах, я помнил бы всегда, друзья, а кошку, между прочим, зовут Немезида, она царапает меня, когда я завожу плохую музыку, уй!.. уйя-а-а-а!.. Вы слышите, моя кошка понимает музыку, как взрослый человек, что ж, видимо, судьба такая у диск-жокея: терпеть, корпеть, потеть, курить, но, слава богу, не гашиш, иначе вместо музыки вам был бы… зачитан некролог с прискорбным извещением о том, что мы погибли за музыку на баррикадах, да, за музыку, черт бы ее побрал, конечно, было бы неплохо, чтоб вместе с ней черт прихватил и меня, но одному ему, наверно, будет трудно справиться с двумя, поэтому я объявляю в микрофон: «Уан, ту-у, фри-и, фо-о…» Сегодняшний вечер — это наш с вами вечер, это вечер нашей семейной встречи за столом с остывшим чаем, вокруг которого собрались гости, приглашенные на свадьбу, гости, которые поднимают тосты и пьют дорогие напитки: шампанское, бренди, коньяк или виски, которые курят и слушают диски, и только лопух, проигравшийся в пух, или же псих, сбежавший из больницы, захочет жениться в такой дивный вечер, овеянный мирным покоем, но знайте, друзья, что со мной приключилось и то и другое, о да, я хотел бы жениться сейчас, и, конечно, на музыке, на музыке группы «Пинк Флойд», ЕЩЕ ОДИН КИРПИЧ В СТЕНЕ, не-е-е-е отходите от ваших приемников, не-е-е-е оставляйте меня наедине-е-е с микрофоном, в этой бесстыдной маске, которую я не могу сорвать с лица, ну ладно, оставьте меня, подлеца, а вы-то, в какой маске вы, деловые девчонки и парни, валяющие дурака? Однако примите в подарок пока эту великую музыку: ЙЕСТЭДЭЙ… Да, был и я вчера парнем что надо и тоже умел бить баклуши и слушать хипповые записи с модных кассет, вчера, когда было мне столько же лет, сколько вам, и я беззаботно слонялся по городу без мусора, без огорчений и умственных перегрузок, вчера, когда мой дедушка слушал Карузо и, не подпадая под насмешки соседей, мог преспокойно ходить в оперу, ставшую нынче корзиной для старых бумаг, которую по вечерам высыпает в свой мусорный бак уборщик по имени Джордже, да, опера умерла, да здравствует опера, рок-опера ИИСУС ХРИСТОС СУПЕРЗВЕЗДА; да-а, Мария-Магдалина была не той особой, которая вешалась на шею первому попавшемуся парню, вы мне не верите? Тогда что скажете об этих новостях, горячих, словно блинчики в гостях, о том, что и полиция, поли-и-ис, запела вслед за ней на бис: «Не стой ко мне так близко», а я скажу: нет, нет, ты стой, ты встань ко мне, пожалуйста, поближе, чтоб я прочувствовал твое воздушное и нежное дыханье и обнял бы тебя, как обнимаю Город, весь огого-о-о…род с его троллейбусами, с юбками, развешанными на балконах, чтоб я обнял его с тобой, со мной и снова научился бы смеяться — ха-а-ха-ха, — смеяться над телеграфными столбами, над женщинами с алебастровыми лбами, запрятанными в меховые шляпки, и над прожженными пижонами с их дюжиной костюмов, пахнущих лавандой, да, я сказал, лавандой, бррррух! — каким же холодом несет от этой кошки, которая поет, от пальца, который нажимает кнопку, от меня, вашего друга Раду Валеды! Но речь моя, ребята, горяча, друзья, любите же друг друга и постарайтесь не пропустить ни единого звука, ни единого шанса, ни единого слова, я с вами, я рядом, а они — это поли-и-ис, поющая «не стой ко мне так близко» с поставленного мною диска. Алло? Да, я у телефона, погромче говорите, не расслышал, кто? А, мадемуазель Николь Дэвис, я вас слушаю, алло? Не понял, что вам нужно? Конкурс? Какой конкурс? Друзья, это я делаю вид, будто бы не знаю, о чем идет речь. Алло, какой еще конкурс, мадемуазель Николь? Не существует никакого другого конкурса, кроме этой чу-у-уткой апрельской ночи, чуть схваченной инеем, ночи, которую Раду Валеда предлагает вам, незнакомым друзьям. А тебе? Конечно, конечно, моя дорогая, и тебе я дарю эти капельки жизни с магнитофонной ленты, эти миндальные мелодии, эти сентиментальные песни… Как это на каком месте? Ребята, слышали вопрос — на каком она месте, дорогая Николь Дэвис, не волнуйся, ты в безопасном месте, но это все частности, ребята, особенно когда магнитофон взрывает динамит с названьем МАРАФОН, да, марафон в зыбучих песках Азии, и тот, кто выдержит его накал и первым разорвет в экстазе магнитофонную — нет, финишную — ленту, получит чек, который он заполнит сам, не веря собственным глазам, в деньгах он будет просто-напросто купаться, уж в этом можете не сомневаться, итак, мы продолжаем наш «Марафон» с сумасшедшими парнями из «НЕОТОН ФЭМИЛИ», в то время как я продолжаю деловой разговор с прелестной Николь Дэвис, которая на другом конце провода сидит такая полусонная, томная и теплая, как пара меховых перчаток, да, милая, как пара меховых перчаток… Конечно, я тебя люблю, да, я тебя всегда любил так сильно, что у меня от этого сводило скулы, сильнее, чем прогулы уроков математики в гимназии, сильнее, чем… но что я говорю? Что я мелю? Какие глупости! Конечно же, тебя я не люблю, я не-е лю-у-блю тебя, любимая, ты слышишь? Не люблю тебя… К двенадцати? Прекрасно! Обязательно приеду, когда закончу передачу… К тебе на дачу? Да, жди, моя дорогая, на террасе, ты знаешь, я уже в атасе! А ты пока что почитай какой-нибудь роман, чтоб успокоиться до нашей встречи, я знаю, что, когда ты ждешь меня, читать уже не можешь от избытка чувств, от музыки, достигшей критической массы, скорее уходи с террасы, сейчас раздастся взрыв! О да, друзья, его устроит Раду Валеда с помощью ИНДЕЙСКОГО ЛЕТА, неповторимого лета, сме-е-е-ртельного, как сальто-мортале! Я жду, Николь Дэвис, приговори меня к смерти, расстреляй меня самыми слепыми пулями из всех когда-либо отлитых на земле, скажи мне, что ты любишь, что ты ненавидишь эту музыку, а с ней — меня, и эту жизнь, и этот круг, который замыкается. Да, замыкается круг, но не моя передача, друзья, у микрофона по-прежнему Раду Валеда, не помышляющий о том, чтобы сказать вам «спокойной ночи», а кто захочет сказать «спокойной ночи» в такую ночь, тот точно заболеет неизлечимой хандрой и печалью, не забывайте о том, что я не врач, не делаю уколов, не прописываю стрептоцид и не знаю, что такое аппендицит — может, хвост у кенгуру, так что, девочки, не надо целоваться на ветру и тем более прощаться, ночь никогда не кончается, рассветы созданы для малодушных, для скучных недоверчивых людей, для сухарей, а музыка — она зеленая и сочная, так пейте
