помня обид, — весело перебила Габриэль, сгорая от нетерпения. — Да-да, Елена мне рассказывала, помнишь?
— Я не знала… Впрочем, мне следовало догадаться, что она с тобой откровенничала. Так вот, храня вер-ность клятве, они собрали воинов, снарядили корабли и прибыли в Спарту. Только Одиссея не было среди них. Тогда Менелай отправил гонцов, чтобы найти Одиссея и узнать, почему он не явился на зов, но тот притворился сумасшедшим. Одевшись в вонючие лохмотья, он за-пряг быка в пару с ослом и вышел в поле. Ему даже уда-лось вспахать несколько полос. Но вместо того, чтобы Засевать их зерном, он принялся разбрасывать соль.
— Ах, ну конечно! Посланцы царя должны были решить, что Одиссей лишился рассудка, и вернуться ни с чем!
— Точно.
— Что ж, звучит гениально, но ведь это не помогло, правда? Одиссей ведь сражался в Трое, да?
— К тому времени жена Пенелопа подарила ему пер-венца, наследница, — помолчав, продолжала Зена. — Одиссей был счастлив на родине, его владения и под-данные процветали, на его земле царил мир. Меньше всего он хотел уезжать — лишь для того, чтобы выпол-нить старую клятву, данную еще в те времена, когда они с Менелаем соперничали за руку, сердце и прида-ное Елены. Но среди посланцев нашелся человек, не менее хитрый, чем Одиссей, то был Паламед. Увидев безумства Одиссея, он выхватил из рук Пенелопы сы-нишку Обманщика и кинул его на землю прямо перед плугом…
— Здорово придумано! — Габриэль смеялась и хлопа-ла в ладоши. — Разумеется, Одиссею пришлось повер-нуть плуг, а посланцы, да и все вокруг, убедились, что он вовсе не сумасшедший. И ему пришлось идти, да?
— Именно, — холодно ответила Зена. — А это означа-ло, что — не только царь Одиссей отправился на войну, но и мужчины из окрестных сел и всех его владений.
— О, да, — голос Габриэль потускнел, а глаза стали отсутствующими. — Представь только, каково этим людям:
Земледельцам, пастухам — таким же, как в моей дерев-не. Сейчас в ней так долго царит мир, что жители поза-были, что такое война. Каково же тем, кого выдергива-ют из привычной жизни и отправляют за море, сражаться в землях, о которых они даже не слыхали! Каково понимать, что можешь никогда не вернуться домой… — ее голос сорвался.
«А потом такой крестьянин узнает, что все это ради одной женщины, даже если она Прекрасная Елена», — уже про себя закончила девушка.
Габриэль вспыхнула, потом вздохнула:
— Я знаю, она пытается избегать участи, предначер-танной богами. Бедняжка!
— Пожалуй, ты права. Но лучше тебе об этом помал-кивать. Где б Елена ни была сейчас, лишние разговоры ей ни к чему.
— Просто когда я говорю об этом, я совершенно выхожу из себя! — начала Габриэль.
— Я тоже. Но мне удается скрывать свою злость, а у тебя на лице все написано.
— Я ничего не могу поделать со своим лицом, — сер-дито ответила Габриэль. — И со своими чувствами тоже. Мужчины ужасны! И о спартанском царе Менелае я не лучшего мнения, чем о любом из его солдат. Кажется, я уже говорила, что с тех пор, как мы побывали на посто-ялом дворе, у меня синяк на одном месте и мне прихо-дится садиться с опаской.
— Мне неприятно это слышать. Если ты еще раз встретишь своего шустрого друга — визжи, договорились? Эй, — Зена остановила коня и указала в сторону заката. — Смотри! Там же море, а на берегу деревня. Мы найдем ночлег еще до темноты!
Габриэль вдруг остановилась, закрыла глаза и сжала руками виски. Зена скептически взглянула на нее, но медлила, прежде чем сказать свое обычное: «Видение».
— Ах, — выдохнула наконец Габриэль, — я… я вижу его! Я… постой, — она надолго замолчала, потом тряхну-ла головой и открыла глаза. — Он… Он на острове, неда-леко от Трои, и еще… — ее глаза снова закрылись, на лбу появилась морщинка, — на берегу останки корабля и дом… Вижу колонны и крышу; мраморный пол, прозрачные занавеси развеваются от теплого ветра. Повсю-ду подушки, очень красивые, с золотым шитьем, и… Это точно он! Высок, худощав, в волосах пробивается седина. И с бородой. У него золотой обруч на лбу, с изображением птицы… На нем рубашка, какую носят под доспе-хами. И больше ничего, только сандалии. Он раскинулся на ложе… там женщина… Ой! — Габриэль распахнула глаза. Выглядела она возмущенной. Затем ее глаза снова закрылись. Воздев взор к небу, Зена ждала, пока Габриэль вый-дет из транса. На острове. Что за удивительное, неверо-ятное прозрение… нет, конечно, не так: видение.
А Габриэль говорила без остановки:
— О, она красива! У нее белая кожа, и такие скулы, каких я еще никогда не видела, и волосы цвета воронова крыла; локоны собраны над серебряным обручем с жемчугами, и она… Боже мой! — Габриэль негодовала. — На ней же только тончайший хитон, какая непристой-ность! Ну и дерзкая девчонка! Она кормит его пурпур-ным виноградом, а сейчас она… Ах! — задохнувшись от изумления, Габриэль открыла глаза. — Вот уж не думала, что люди могут быть так сложены! — натянуто закончи-ла она, скрестив на груди руки. Лицо ее было розовым от смущения.
— Если тебе интересно, деревня там, — сухо сказала Зена, указывая направление. Габриэль состроила веселую гримасу и схватила поводья. Лицо ее снова запыла-ло. «Опять эти прозрения», — с улыбкой подумала во-ительница. И все-таки странно: так много деталей, да еще каких. Интересно, Габриэль правда что-то видела? Зена прогнала эти мысли и направила Коня вниз по узкой крутой тропинке.
Они спускались по высохшему руслу ручья, меж ог-ромных каменных валунов. Дорога теперь полого ви-лась по салону, и справляться с поворотами стало легче. Вдруг Габриэль остановилась. Конь заартачился, Зена тихо выругалась, стукнувшись о его холку.
— Постой-ка, — потребовала Габриэль, — откуда… откуда ты узнала про Одиссея? Царя-Обманщика, много мудрого и много хитрого, как называют его певцы? Я умею находить сказки, но об этой истории не слыха-ла, — в прищуренных глазах сквозило подозрение. — Уж не выдумала ли ты все это? Про его кроху сына, и про нелепую упряжку, и про соль в полях?
— Я не сочиняю легенд, разве ты забыла? Да мне и незачем, — весело ответила Зена. Она свесилась с лоша-ди и отобрала у Габриэль поводья. — Будь любезна, не останавливайся. Я не хотела бы провести ночь под открытым небом, особенно на Итаке. — Да, — продолжила воительница, когда они тронулись, — большую часть по-ведал сам Одиссей. Хотя, разумеется, он пытался пред-ставить свои действия в несколько ином свете.
— Ты говорила с ним? Когда? Где? — произнесла Габ-риэль. — И ты мне не сказала?! Зена подала плечами:
— Я бродила по берегу среди греческих кораблей, мы столкнулись. Я… скажем, мы слышали друг
