уже конкретно. Сволочи, ну есть же нашатырь в конце концов, что за дикарство. Холодная плитка пола впивалась иглами, а от меня требовали ответа. Кажется, переборщил…
— Живой?
— Сколько пальцев?
— Ты охренел?
Реальность ворвалась массой вопросов, на которые мне поначалу хотелось всех послать. Но первая реакция прошла и была задушена в зачатке.
— Где Сэл? — перебил я этот поток.
— Кто? Илья, ты в порядке? — надо мной навис Глеб.
Как тут оказался наш наставник? Мозг упорно пожелал уйти в неоплачиваемый отпуск, но я не позволил ему такой роскоши.
Потолок за его весьма взволнованным лицом был похож на мой, родной и домашний. Взгляд выхватывал и другие детали. Треснувшая штукатурка. Солнечные лучи, падающие на фарфорово-бледное лицо Яны. Кусок печи, пара кирпичей пробилась через обелку. Дома.
Вдалеке ещё голоса, знакомые. Все на месте. Но что случилось?
— Илья, ты перепугал меня до смерти! — Яна наклонилась надо мной, обдав слабым ароматом чего-то дико приятного. — Ну, то есть нас.
— Что… Что произошло?
— Ржевский! — заорал наставник. — Ты вообще в курсе про пагубные последствия возлияний? На здоровенный, но всё таки молодой организм?
Чувствовал я себя плохо, но точно не из-за тех самых последствий. То есть трезвым, как стеклышко.
— Произошло что? — упрямо повторил я.
— Перебрал, это называется, — подсказал монах, скалящийся во все тридцать два.
Я с трудом перевел взгляд на более приятное зрелище в виде княжны. И вложил в этот самый взгляд лишь один вопрос. Какого хрена происходит.
— Илья, — Яна поняла моё недоумение и спешила говорить: — Ты не совсем выздоровел. Мы привезли тебя домой из обители, без сознания. Ты встал и упал, сильно ударился головой. Бредил, разговаривал, потом пошел на кухню. Ты понимаешь, где ты?
Ну похоже что я в своем собственном доме и на самой лучшей кровати из существующих. На полу в кухне, где мне подложили что-то приятное. Руки ощущали мягкую ткань, а где-то сбоку маячил знакомый силуэт окна.
— Сколько я был в отключке?
— Несколько дней после нападения… — княжна прикусила губу, идеальное личико пробороздили морщины. — Ночью, я не уследила, ты ушел и… Мы нашли тебя внизу, без сознания и ты говорил ужасные вещи. Илья…
— Ржевский, у вас белочка! — вклинился монах, как-то не очень добро заржав.
Ох, нет. Голова гудела так, будто я и правда приложился ею обо все острые углы. Но милая безобидная зверушка тут точно была не при чем.
— Чего?
Чего, ёб вашу мать?
Глава 2
В краткий миг слабоволия я решил, что мне вообще всё это привиделось. История про миры, владык и богов. Но нет.
— Ещё раз, — очень медленно, почти по буквам, произнес я: — Что произошло? Где Сэл?
На кухне были все, кроме демона и бродяги. Встревоженные рожи нависали надо мной, как хмурое питерское небо. И никто, похоже, не понимал суть моего вопроса. Вот что-то подобное я помнил из короткой лекции от наставника про одержимых. Что никто и ничего не вспомнит.
— Какой Сел? — пробасил Карл, раздвигая тучу рож и одно прекрасное лицо княжны.
— Сэл, — на какой-то поправил я, хотя уже понял проблему. — Если я очнулся вот-вот после целителей, то вы все тут что делаете? Мы вообще-то культурно отдыхали, помните?
Надежды на спасение в этих необременных воспоминаниями лицах не было. Посмотрели мои друзья на меня с одинаковым диагнозом. Перебор с домашней реабилитации.
— Илья, — вкрадчиво произнес наставник. — Ты как вообще?
— Да будто нагнули всех, кроме меня, — честно ответил я, поднимаясь.
В голове обезьянки били в медные тарелки. Потертые и усталые. Что несчастные животные, что их снаряжение. Может мне и правда почудилось?
На ногах я почувствовал себя более уверенно. Так, что потребовал завтрак на всех. Его доставили быстро и аромат жаренного бекона заполонил сразу всё. Хрустящий тост, сверху бекон, на нём то самое яйцо пашот, зелень и божественный соус.
— Яйца Бенедикт, ваше сиятельство! — торжественно проорал Ларс, словно эти яйца вдруг стали священнее моих.
Я проглотил этот гастрономический изыск, едва почувствовав мастерство повара. После этого появились пышные сырники, запеченные в духовке и тающие от движения маленькой вилки.
В такие моменты становится реально пофиг, свихнулся ты или нет.
Румяный бочок, на котором расплавляется густая сметана…
— Фто ф фладыками? — не откладывая, задал я вопрос.
— Ф фмысле? — Глеб уделал всех по скоростному поеданию, но всё равно пока не успел доесть.
— Ф фмысле… — я прожевал, удержался от искушения взять ещё и намекнул: — Ну они разнесут этот мир.
Запнулся, подавившись. Я сказал «этот». Не наш или людей, а этот. Так говорил и Сэл. Он не палился «ваш», просто говорил про этот мир. Но меня контузило, судя по всему. Одним бородатым мужиком.
— Глеб, ты помнишь как объяснял про потерю памяти от одержимых?
— Ну… — монах провел по поседевшему ежику волос. — Было такое. Ты же не…
— Я же да, — закончил я его догадку. — Они не помнят ничего, а я помню. Уверен.
— Ну вообще эликсиры обители подразумевают защиту от такого, — неуверенно сказал наставник. — Но да, может и не сработать. Ты уверен?
— Ага.
Такой сильный аргумент вынудил его задуматься. Учитывая, что он на своей шкуре узнал про одержимых и их спецэффекты, он мог поверить. Но не захотел.
— Ржевский. Тля… Ваше сиятельство если настаивает на такой версии, то надобно к нашим коллегам, инквизиторам.
— Саня, — я выискал среди трапезничающей компании княжича. — Ну ты хоть скажи, что это правда.
— Это правда, — тут же подтвердил Ростовский, но пока я растекался улыбкой, уточнил: — Ну он точно в это свято верит. Ты уж прости, но массово запудрить мозги никто не может. Даже лорды, кем бы они ни были. Ты про них говорил… И звучит это как бред.
Ох непросто будет их убедить. Я несколько раз в прошлой жизни встречался с измененными воспоминаниями. Ничем это не отличалось от магических. Если этим не стерли всё под чистую.
— Нравится тебе твоя новая прическа? — зацепил я Германа, коротко и неровно подстриженного.
Граф моргнул, его вроде как осенило. Он испуганно заозирался, пока я думал как снять эту хрень с остальных. В его новой реальности он не знал, когда так убого подстригся. Как и другие. Ну кроме Глеба, которого тут не было.
Но я не хотел стать официальным психом. А значит нужно попытаться сломать систему, если она есть.
— Я… — Германа уже ломало. — Это… Я это сделал, когда…
— Когда?
Кровь, мать их! Озарение, вспышка и безумная идея. Я воззвал ко всей крови, которой напитал особняк и землю.
