не шутка, а идиотизм. Я бы рад посмеяться, когда привяжу тебя к бамперу и покажу окрестности города. Готов к приключениям, крыса офисная?
Глеб говорил спокойным и вкрадчивым голосом. Однако все инстинктивно почувствовали нотки угрозы и сразу затихли.
— Так я и думал, — сказал он. — Дай мне ручку и лист, неандерталец. Я только с места преступления, а ты из дома, где живешь с родителями. У меня нет времени с вами шутить...
Коллеги прыснули от смеха, но делали вид, что сосредоточенно работают. Глеб подробно записал на бумаге обнаружение тела. Поставив точку, он проследовал к единственной девушке — секретарю Ильи Никитича, Галине.
— Доброй ночи, Глеб, — дружелюбно поздоровалась она.
— Привет, Галь, — сказал Глеб. — Это рапорт о происшествии.
— Неужели правда?
— Да.
— Ясно. — Она опустила глаза. — Все равно рада, что пришел. Тебя вызывают в главное управление. Сейчас.
— В половину четвертого утра?
— Я тоже здесь, Глеб, — недовольно ответила Галина. — Всех на уши подняли. Нас ждут горячие деньки...
— А меня обычная работа. Спасибо. Пока.
— Оружие брать нельзя. И машину. Распоряжение. Извини, — виновато прошептала Галина.
— Весело. Ладно. Пока, Галь.
— Пока, Глеб.
В раздевалке Глеб переоделся в свою гражданскую одежду. Серые брюки он зафиксировал кожаным брендовым коричневым ремнем. Поверх синей майки надел белый свитер, а завершающим образом стало двубортное черное пальто. В шкафчике он ничего не хранил. Даже фотографии с близкими ему людьми. А принимать ржавый душ не стоит, ведь грибок стопы никто не отменял.
Он вышел из управления МВД под номером «15» и зашагал к главному зданию. Светочу закона и правопорядка. Так охарактеризовали его журналисты из царской газеты.
Глеб немного нервничал. Не значит ли, что его подозревают? Оружие запретили. Идти пешком не проблема. Но, что ждет в застенках? Допросы? Знавал Глеб эти «разговоры по душам». Дубинкой он не получал, но слышал, что о таких «добрых» сотрудниках говорят. Выбора нет. Да и не тот Глеб человек, чтобы прогнуться под обвинениями. С отличием закончил полицейский университет и прошел службу в армии.
На улицах в это время гуляли только жители с собаками. Играло радио около круглосуточной лавки с выпечкой. Глеб захотел купить шаурмы, но новое пальто вряд ли бы выдержало химчистку из-за жирных пятен.
Ровно в четыре Глеб прибыл в фойе главного управления. Полицейский на посту внимательно осмотрел посетителя и записал данные из удостоверения.
— В сорок первый кабинет, Холодов, — отрезал он и зевнул. — По лестнице до четвертого этажа и налево. Лифт не работает.
— Понял. Спасибо.
Мраморный пол издавал гулкие звуки из-за каблуков на вычищенных ботинках Глеба. Роскошью здесь оказался пропитан каждый сантиметр. Стены из начищенного гранита и дорогостоящие люстры делали интерьер серьезным и важным для работы.
Глеба на четвертом этаже встретил устланный красный ковер поверх паркета. Около сорок восьмого кабинета Глеб остановился, постучал в дверь и вошел.
Кабинет, обитый в ценные породы дерева и с узорчатыми раритетными светильниками, походил на комнату из богатого поместья. За столом сидел Носков Николай Валерьевич, чиновник высшего звена таможенной службы.
Глеб давно не читал новости. Поэтому не знал, какой должности был удостоен его собеседник. Но нахождение здесь серьезного «дядечки» неспроста: это отец Лиды. Пухлые руки с пигментальными пятнами дергали за резинку от денег. Полное лицо подчеркивалось красным галстуком, а умные карие глаза смотрели на Глеба. Николай Валерьевич вытер с морщинистого лба капельки пота бумажным платком и почесал залысину на голове.
— Проходи, — сказал он, когда Глеб закрыл дверь. — Поговорим?
Глеб понял, что они не одни, когда краем глаза заметил шевеление в темном углу кабинета.
— Присаживайся, — предложил Николай Валерьевич, указывая на стул с изогнутой спинкой, когда Глеб подошел к столу.
— Я постою, — ответил Глеб, ощущая на себе взгляд незнакомца за спиной. — Поговорить о Лиде?
— Да.
— Ты думаешь, я ее свинцом накормил? — с вызовом спросил Глеб.
— Заткнись! — взревела фигура из сумрака, вскочив на ноги.
— Твой паршивый одеколон я за версту чую, Ярик, — холодно парировал Глеб. — Не дергайся, а то трость из рук вывалится. Еще придется меня о помощи просить...
— Выйди, Ярослав, — приказным тоном сказал Николай Валерьевич. — Мы побеседуем наедине.
— Ничего ему не предлагайте. Слышите меня? Он настоящий подонок.
— Я сам разберусь. Езжай встречать дочку, — невозмутимо продолжил Николай Валерьевич. — Иди же...
Из тени вышел смуглый мужчина с лакированной деревянной тростью в левой дрожащей руке. На злобном лице отражалось отношение к Глебу — так они ненавидели друг друга. Очки в тонкой оправе блестели в лучах светильника. Одетый в твидовый деловой костюм, он хромал и кряхтел, словно так пытался держать равновесие. Напоследок, одарив Глеба уничижительным взглядом, вышел, громко хлопнув дверью.
— Не следовало тебе с этого начинать, Глеб, — спокойно произнес Николай Валерьевич, тяжело вздыхая. — Как бы ты себя чувствовал, если родной для тебя человек умер?
— Не жди от меня извинений. Не тебе мне напутствовать. Ваша семейка сделала все, чтобы я оказался в паршивой должности. И не припоминай мне семьдесят шестой год. Там все уладилось.
Глеб пододвинул стул к столу и сел, безэмоционально смотря в глаза уставшему чиновнику.
— Не надо строить из себя жертву, Глеб.
— Я просто констатирую факт, уважаемый, — усмехнулся Глеб. — Я столько сил приложил, чтобы оказаться в Мологе. И что в итоге? Постовой? Из-за того, что перешел дорогу твоей любименькой дочке? Есть причины, как видишь.
— А почему тогда не уволился?
— Вы не те, кто сможет сбить меня с пути, старик. По контракту я отрабатываю здесь оставшиеся два года и заново могу подать документы на сыщика. Причем в любой город. Я не из тех, кто забивается в угол. Пройти такой путь и споткнуться о вас? Увольте.
— Я тебя услышал, — лениво ответил Николай Валерьевич. — Согласен, что причина серьезная. Я думал об этом, Глеб. Теперь карты на твоей стороне...
— Как прозаично, — сказал Глеб. — Ближе к делу. Если я не в подозрении, то что здесь делаю?
— Ты прав. Я позвал тебя с единственной целью. Видишь, как жизнь повернулась? Приглашаю к расследованию дела убийства моей дочери.
В кабинете воцарилась
