Парочка ребят из моей свиты убегают поиграть в футбол – его гоняют тут же, в самом центре площади. О-па, шляпник – возьму-ка примерить одну, с полями пошире. Позирую детям – те заливаются вовсю. Ладно, со шляпой подождём. У мороженщика с его изумительным мороженым мы натыкаемся на моих папу с дядей. Первый высокий и худой, второй – низенький и... не худой.
– Привет! – кричит приветственно мой сухопарый папочка.
– Вон мой папа, Агустин, – поясняю я детям и машу ему в ответ рукой. – А рядом дядя. Дядя Феликс.
Этот даже не оборачивается. Уж не знаю, о чём они там могут так языками молоть, но они вечно найдут, о чём посудачить.
Один из ребят тянет меня за рукав.
– А у них какое волшебство?
– Они нам не кровные родственники, – качаю я головой, – а только женаты на сёстрах Мадригаль. У них своего дара нет. Им хватает друг друга, – добавляю я, не в силах сдержать улыбку. А те двое знай болтают о своём.
– У тебя разве только один дядя? – спрашивает кто-то из детей.
М-да, вопросик.
– Ну, есть ещё дядя Бруно... – хмурюсь я. Даже не знаю, как им объяснить: я ведь и сама толком не в курсе, что с ним произошло. Знаю только, что о дяде Бруно мы не разговариваем. – Но дядя Бруно пропал. Нету его, в общем.
К счастью, дети уже переключились на высокого красавца рядом с папочкой.
– А этот кто? Он тоже родня?
– Н-нет, – смеюсь я. – Пока нет. Хотя он не прочь. Это жених моей сестры Исабелы, – добавляю шёпотом.
– Ой, а она правда просто потрясающая? – вставляет маленькая девочка. – Она где сейчас?
– Уж без неё никуда. – Я указываю детям в ту сторону, куда уже впился глазами статный Мариано. Исабела, самая старшая из нас троих, писаная красавица. Против её чар не устоит никто. На базаре ей за так протягивают фрукты и сладкие сладости, просят дать понюхать цветы в её волосах. Её дар – особая связь с растениями. Особенно с цветами. Платье на ней сегодня сиренево-бежевое, в волосах, конечно, цветы – идеально подобраны к платью в тон. Вот у неё на платье ни одной лишней ниточки не найдёшь. Волосы с одной стороны присобраны над ухом и спадают на плечи роскошными мягкими волнами. Черты лица ясные, спокойные, прекрасные. На такую образцовую девушку даже как-то не рассердишься, до того она всегда мила. Хотя со мной, может, не всегда – но на то ведь младшие сёстры и даны.
Маленькая девочка глазеет на Исабелу, точно увидела ангела во плоти.
– Пойдём, малышка, – тяну я её в сторону. – Пора возвращаться домой.
Мы идём обратно к Касите. Ребятишки галдят у меня за спиной, а я иду счастливая впереди и улыбаюсь. Сегодня будет великолепный день. Сегодня я отложу свои тревоги...
Внезапно ребята смолкают. Поднимаю глаза... В дверях Каситы стоит бабушка.
– Добрый день, – говорит бабушка.
– Это кто? – шепчут мне сзади.
– Это наша бабушка, бабушка Альма, – шепчу я в ответ. – Глава семьи. – Поднимаю палец к губам, даю знак ребятам замолкнуть. С бабушкой надо уважительно, с почтением. Я всегда стараюсь – хотя не всегда получается.
– Чем это ты занимаешься, Мирабель? – шагает бабушка мне навстречу, позвякивая кольцом с ключами на поясе.
– Э-э, да тут вот дети... – Я оборачиваюсь, но ребятишки уже попрятались, кто куда. – Тут меня дети про наше семейство спрашивали...
– Она как раз собиралась нам рассказать про свой суперкрутой дар! – кричит из укрытия какой-то смельчак.
– Да-ар, у Мирабель? Вот как! – возникает из ниоткуда Долорес, ушки на макушке, конечно. – Ну-ка, ну-ка, в чём же дар Мирабель? – Моя кузина Долорес, способная услышать музыку, шёпот и любую тайну за добрую версту, обычно слушает больше, чем говорит. Так что остаётся надежда, что сама отвечать на заданный вопрос она не будет.
– Да-да, она как раз собиралась нам рассказать, про свой дар, который супер-пупер-крутой...
– У Мирабель? – останавливается рядом Луиза и опускает на землю тележку – так, точно тележка лёгкая, как пёрышко. – Так ведь у неё нет дара.
– Ка-а-ак?! – охает ребятня. Причём сложно сказать, что именно удивляет их больше – исполинская сила Луизы или новости насчёт моего дара, которого нет.
Но я поднимаю подбородок повыше.
– Всё верно. У меня нет дара. – Ковыряюсь пальцем в своей вышивке на юбке... Ох, ну вот, ещё одна нитка выскочила. Поднимаю лицо. – Только есть дар или нет, не важно. Всё равно я такая же особенная, как и все в нашей семье.
Но звучит это, конечно, куда уверенней, чем я себя чувствую.
Глава 2
ИсабелаДУМАЮ, ЦВЕТОЧНЫЕ АРКИ во дворе Каситы отлично подойдут для торжества. Бабушка сказала, всё должно быть идеально. Наверно, одну вот здесь выращу, а перед самым крыльцом ещё одну. Надо ещё подумать, какого цвета бутоны сделать – чтобы гармонично сочетались или чтобы совсем совпадали?.. О, папочка! Почему он еле волочится?
– Пап, ты как, в порядке? – Надо же, весь потрёпанный, лицо в красных волдырях, ладони раздулись, как шарики. Господи, видела бы мамочка.
– Пчёлы покусали, – пожимает папа плечами.
– Тебе бы к маме надо. – Вид у него очень страдальческий. Как же жаль, что у меня не такой полезный дар, как у мамы. Цветами пчелиные укусы не вылечишь. Скорей только ещё больше насекомых привлечёшь.
– Ох, Агустин, любовь моя! – вскрикивает мамочка при виде отца. – Что случилось? – И поскорей принимается хлопотать. – Где Мирабель? – спрашивает она мимоходом, пока выуживает из кармана передника пару кукурузных ареп.
– Развешивает украшения вроде бы, – мямлит папочка с полным ртом, пока мама исследует масштабы увечий. – Она так старается. Понимаю, что она чувствует. Мы с Феликсом тоже, когда стали частью семьи, поначалу никак не могли влиться. Тоже ведь без дара. Остальные все такие особенные... Ай! – Кажется, мамочка нащупала особенно сильный укус. – Помню, частенько было это чувство, какой ты, ммм, недостаточно особенный.
– Ну спасибо, пап. – Поворачиваюсь. Рядом с папой стоит Мирабель с полной охапкой какой-то утвари. Всякой разной. Вечно у неё какие-то идеи. Всякие разные.
– Я просто что хотел сказать, Мира... – говорит ей папочка и потирает лицо ладонью. Волдыри прошли. – Я знаю, каково это.
– Если хочется поговорить, дорогая... – говорит ей мама.
«Ох, мамочка, – думаю я. – Об этом её говорить не заставишь».
И Мирабель, конечно, тут же восклицает:
– Всё у меня нормально!
Эх ты, да они же помочь стараются. Так и хочется её вразумить. Но я ничего не говорю. В конце концов, если нечего сказать хорошего, лучше помолчи. С Мирабель я, правда, про это правило частенько забываю.
– Хорошо-хорошо, не надо ничего доказывать, – откликаются в один голос родители, и все трое уходят в дом.
