– Почему?
– Потому что мы – род Мадригаль.
– А какой у него будет дар? – спрашивает один голосок.
– А какой у тебя дар? – спрашивает другой.
Последний вопрос пропускаю мимо ушей. Лучше сосредоточусь на посуде: расставляю одну за другой тарелки сестёр, ставлю тётину чашку, раскладываю бабушкино столовое серебро.
– Какой у Антонио будет дар, – говорю детям, – мы узнаем позже.
– А тебе что надо делать? – спрашивает тоненький голосок.
А действительно, что мне надо делать? Надеюсь, мне разрешат поучаствовать в празднике. Может, я не такая, как все Мадригаль, но и от меня может быть польза.
Попробую увильнуть от ответа.
– Я вам так просто не могу рассказать, в чём моя роль, – говорю детям, – потому что если вы не представляете себе всего в целом, то по отдельности тем более не представите.
Стол накрыт, можно завтракать. Слышу, как встают остальные члены семьи, как начинают свой день. Из кухни доносится лязг кастрюль и сковородок. Кто-то напевает густым баритоном. На лестнице заливисто гогочут, а где-то бухает об пол что-то тяжёлое. Скоро-скоро в столовую спустится вся семья, но мне не усидеть на месте. Всё-таки как-никак это день дара моего брата.
– Окна! – восклицаю я, и Касита протирает окна до блеска. – Полы! – И полы сверкают, ковры тут становятся чистые. – Двери! – кричу я уже со двора. Двери на галерею над моей головой, как всегда, светятся... ну, кроме двух. Хочется и тревогу с себя тоже смыть начисто; трясу головой как следует – меня ведь не уймёшь. Я вообще такая, деловая непоседа. В запале бегу внутрь и кричу дому: – Поехали-и-и!
И дом распахивает входную дверь настежь. Меня встречает солнечное утро. Чуть не спотыкаюсь о ватагу ребятишек – они уже столпились у двери, ждут меня не дождутся. Накидываю свою вязаную мочилу [вязанная вручную сумка-мешок, традиционная для народов Колумбии] на плечо и отправляюсь в город.
– А ты куда? – пристают дети. – Зачем?
Я оборачиваюсь и машу Касите рукой. Дети, разинув рты, следят, как Касита подмигивает мне на прощанье ставней.
– А ты расскажешь нам про вашу семью? – спрашивает один мальчонка, глядя, как мои родители, дядя с тётей и двоюродные сестра с братом высовываются из окон и спускаются в патио, вытворяя привычные странности, которые они вытворяют каждое утро.
– А то вы не знаете? – подзуживаю я ребят и сама не могу оторвать глаз от любимых и милых фигурок вдалеке. Любимых, даже если иногда они могут мне порядком надоесть. Даже если это «иногда» случается довольно часто.
Мальчонка тем временем замялся. Видно, я его смутила, хоть и не нарочно. Только как они могут чего-то не знать о семействе Мадригаль? Ведь о дарах каждого из нас давно знает весь город.
– Просто вас так много, – застенчиво бурчит парнишка. – Я вас всех путаю...
– Ну что, расскажешь, расскажешь? – наседают остальные.
Не могу не улыбнуться. Я ведь только рада рассказать им о нашем семействе, глядишь, и от меня будет польза. Дети следуют за мной по пятам, и впереди уже виднеется городская очередь.
– Ладно. Начнём с мамочки – можете называть её Джульета. – Мамочка машет мне рукой и снова поворачивается к людям в очереди. – Её дар – исцеление пищей. Если с кем что случится, она накормит или просто даст чего перекусить. И ему сразу полегчает. – Влезаю в очередь на правах родства, и мамочка приветственно выдаёт мне свежую арепу [лепёшка из кукурузы или кукурузной муки, традиционная для кухни Колумбии и Венесуэлы] и вдобавок целует прямо при всех (стыдоба). – Так, на чём я остановилась? – спрашиваю у ребят, сунув в рот кукурузную лепёшку.
– На маме, – подсказывает один малыш.
– Точно. Что ж, едем дальше, мои маленькие ребятишки. Дальше по родословной нашего волшебного семейства.
– А это моя двоюродная сестра Долорес, – поясняю я сквозь смех.
– Вы не забывайте, – обращается Долорес к ребятам, – у меня ведь особый слух. Ваши шептанья для меня как крики!
– Иными словами, – поясняю я, – вы рядом с ней поосторожней. Следите, что говорите! – Долорес кивает. – Да и вообще, везде следите. Вы дома иголку уроните, она и то мимо ушей не пропустит.
– Так, что я слышу? – насторожилась Долорес. К чему она прислушивается, нам никому невдомёк. – Ага, маме нужна помощь. Она дома. – Дом семьи Мадригаль нам и отсюда виден. В тёплых лучах утреннего солнца влажно поблескивает черепица на крыше.
– Моя тётя Пепа – это её мама, – объясняю я детям, как только Долорес исчезает. – Как можно догадаться, сегодня тётя Пепа в чудесном настроении. Всё-таки у сына день дара! Её способность – управлять погодой... не всегда по желанию, правда.
– То есть когда идёт дождь... – догадался один малыш.
– Именно. Тётя Пепа, скорее всего, в плохом расположении духа.
Хихиканье обрывается, как только дети видят ещё одну девушку, с... тележкой на голове. Ни один мускул её лица даже не дрогнет под такой ношей.
– Это Луиза, моя родная сестра, – представляю я. – Её дар – сила. Она, наверно, с приготовлениями к торжеству помогает, – поясняю я детям, которые следят за Луизой, как заворожённые.
Луиза тем временем спокойно доставляет тележку к маминой «клинике» и осторожно ставит её на землю. «Спасибо, Луиза», – слышу я мамин голос. Луиза с довольным видом улыбается и одним махом уворачивает все арепы, сколько там мамочка успела ей подсунуть.
– О-па, смотрите-ка, – говорю детям. – А вот и дядя Феликс... – Но дядя тут же принимает вид нескладного подростка. Мы так и прыскаем со смеху: был дядя, стал пацан. – Это Камило, ему на самом деле пятнадцать, и он у нас баламут, – сообщаю ребятне. – Вы смотрите в оба, у него дар перенимать чужой вид. Никогда не знаешь, кем обратится в следующий раз.
Камило под общий хохот превращается в одного из ребят, а потом обратно в себя. Его вообще ареной не корми, дай только людей посмешить.
– Не обращайте внимания, – советую детям. – Пошли дальше! – И они послушно следуют за мной. Впереди уже виднеется запруженная городская площадь.
На оживлённой площади стоят палатки. Там местные торгуют фруктами в больших корзинах: тут и манго, и маракуйя, и бананы связками, и чонтадуро [тропический плод] с персиковой пальмы. А рядом – буханки хлеба, тарелки с пончиками – оладья, мешки тягучих круглых булочек Пандебоно. Пара женщин торгуются за ткань ручной вязки. У обоих так и сверкают огоньки в глазах – торгуются ведь не столько ради цены, сколько ради удовольствия! А у кучки стариков в кафе уже разгорелся спор за чашкой чёрного кофе. Они закатали рукава повыше и требуют у трактирщика за стойкой ещё по чашечке. На скамейке в тени развесистой душистой жакаранды сидят бок о бок пожилые супруги и следят, как к ним ползёт по травке малыш. Бабуля сгребает внука в объятия и награждает звонким поцелуйчиком в щёчку.
