одеждой, буфет с фруктами и сладостями, отдельный шкаф для драгоценностей, а также легкий круглый столик, за которым госпожа читала и пила чай – обстановка достойная королевы Эриндана. Лорд де Кран ничего не жалел для любимой жены, и она этим успешно пользовалась.
Заметив мужа, Зинат самодовольно улыбнулась. Несмотря на то, что женщине исполнилось сорок четыре зимы, она по-прежнему притягивала восхищенные мужские взгляды. Даже молоденькие пажи, те что посмелее и наглее, засматривались на госпожу, пока она делала вид, что не замечает липких взглядов. Жгучие черные волосы так и не взялись сединой, а миловидное лицо пылало жизнью, лишь морщинки в уголках глаз указывали на зрелый возраст. Зинат не кормила детей молоком, предоставив это дело кормилицам, потому грудь продолжала соблазнять, будто носила ее молоденькая девица.
Лорд де Кран замер у дверей глядя, как леди поднялась на ноги, продемонстрировав мужу точеную фигуру. Струйки молока стекали по ее телу, огибая каждую соблазнительную выпуклость.
– Может подашь мне полотенце? – она провела пальцами по смуглым бедрам.
Уолес спохватился и поспешил к небольшому столику, стоящему у ванны. На нем служанки свернули в рулон большое полотенце. Женщина легко могла бы дотянуться до него сама.
– Ты как всегда прекрасна! – лорд с вожделением обернул жену в ткань из мягкой шерсти и тщательно обтер ее тело, особенно сосредоточившись на самых притягательных местах.
– Есть новости? – она озабоченно взглянула в глаза мужчине.
– Да! Великий Магистр сообщил, что Гильдарт отбыл в какой-то Анвил. Судя по тону письма, сир Берингар настроен весьма доброжелательно.
– Причем тут этот! – Зинат с отвращением дернулась в сторону и села за круглый столик. – Меня не интересует твой наследник. Что с моим сыном?!
– Ты знаешь, что его будут судить и казнят, – Уолес опустил взгляд и отвернулся.
– Как ты смеешь так спокойно говорить об этом?! – со стола полетели пустые кубки. Женщина вскочила на ноги. Ее грудь бешено вздымалась от учащенного дыхания.
– Что я могу? – едва слышно произнес лорд и машинально попятился в сторону, приближаясь к распахнутому окну. – Он предал клятву. Признаться, громкий церковный суд нам вреден…
– К чему ты клонишь? – голос леди помрачнел. Она почувствовала, как задрожала правая кисть. Зинат прижала ее левой рукой.
– Думаю, что Великий Магистр поручил Гильдарту убить Нувеля, – с трудом выдавил из себя лорд.
Жена не проронила ни слова. Она медленно подошла к мужу. Он стоял к ней спиной, всего в двух шагах от окна.
– И тебе это убийство пойдет на пользу. Тогда не будет лишней шумихи и род де Кран снова примут в лоно вашей, трижды проклятой, Церкви. Тогда твое недоразумение, – так Зинат звала Гильдарта, когда хотела, как можно сильнее задеть мужа, – сможет стать лордом.
Руки жены легли на плечи мужчины. Она впилась в них, словно ястреб схватил беспомощную добычу. Оставалось только навалиться вперед, немного подтолкнуть. Мать в отчаянии готова на любые поступки. И Зинат не исключение. Кто знает, как повлияла бы преждевременная смерть лорда де Кран на судьбу Лоэринга, но этого не случилось. Послышались жалобные всхлипывания. Уолес плакал, закрыв лицо руками.
Зинат с отвращением отошла от него. Она подняла кубок и наполнила до краев вином. Впервые женщина видела, как суровый престарелый лорд всхлипывал, утирая слезы. Тот самый момент, когда ей требовалось твердое плечо и решительная воля, но вместо этого получила лишь жалкие мужские слезы.
Есть моменты, когда такое искреннее проявление эмоций даже притягивает женщин, вызывает у них уверенность в том, что выбранный человек настоящий, без фальши. Но, когда эти слезы вызваны жалостью к себе, когда они заменяют собой решительные действия, перекладывают груз ответственности, тогда ничего кроме презрения не может родиться в ранимой женской душе.
– Убирайся, – с полным безразличием произнесла жена. – Катись на свадьбу или куда ты там собирался. Я решу все сама.
Уолес виновато, будто нашкодивший пес, посмотрел на Зинат, но она больше не глядела на него. Лорд вышел вон, осторожно прикрыв за собой двери.
Де Кран окончательно сломался. Если бы Гильдарт увидел отца в таком состоянии, то ни за что не поверил бы собственным глазам. От прежней уверенности, властности и ясности ума не осталось и следа. Он по-прежнему любил Нувеля, но сохранение наследия предков имело первостепенную важность. Смыть позор с дома де Кран необходимо любой ценой. Но та цена, которую платил Уолес оказалась чрезмерна высока. Разумом он желал удачи Гильдарту, но сердце его пылало, а душа рвалась на части, моля богов о том, чтобы Нувель убил проклятого сына леди Катрин и, пускай на чужбине, но жил, наслаждаясь каждым солнечным днем. Больше всего терзала мысль о малодушии, которое он проявил тридцать три года назад, испугавшись позора. Тогда ему казалось, что это проявление великого, бескрайнего милосердия, за которое воздастся, но сейчас корил себя и презирал.
Впрочем, родная кровь еще оставалась. Милая, пятнадцатилетняя Мари. Безмятежное и нежное создание. Ее лорд Уолес решил взять с собой на свадьбу барона Ветэро, не самого крупного и уважаемого вассала, но лорд надеялся, что на праздник приедут знатные люди, в том числе из Миари́та – земель, лежащих к западу от реки Кули, а также региона Терроя́ль – сердца Королевства Эриндан. «Устроить жизнь дочери – это долг любящего отца» – повторял себе де Кран. А потому, не сообщив жене, приказал Мари спешно собираться и следовать в карету.
Подвесной мост медленно опускался. Цепи, удерживающие массивную дубовую плиту, натужно гремели. Одновременно поднималась решетка из стальных четырехгранных прутьев, а последний оплот обороны – обитые с наружной стороны металлом двустворчатые ворота, давно открыли в ожидании лорда.
Кони резво устремились на простор. Утомленные ожиданием люди весело переговаривались, обсуждая предстоящие празднования и дорогу. Знамена развивались на ветру. Бренчали стальные доспехи и оружие рыцарей, которое оруженосцы начистили до блеска, но не забыли и о себе, натерев кольчуги и шлема маслом.
Две пары серых лошадей тянули четырех колёсный экипаж сюзерена. Как и полагалось у аристократов, карету лорда де Кран украшала позолота и родовые регалии, включая преобладающий желтый цвет. Она оказалась достаточно просторной. Двое человек могли комфортно путешествовать, полулежа на бархатных подушках. Уолес закрыл коричневые шторки и не показывался.
Жители Порта-Грэртон высыпали навстречу процессии. Женщины с корзинами, с детьми и без оных, радостно приветствовали благородных рыцарей. Отцы усаживали сыновей на плечи, показывая пальцами на гербы и баронов. Когда кто-то из
