мечтая слиться с телесной обивкой. Что ему от меня надо? Страшно представить. А лучше даже не пытаться!
— Налей себе чая, — все так же непоколебимо поставил перед факто ректор, спокойно заполняя бумаги дальше. Я нервно сглотнула и взмолилась, чтобы поскорее вернуться домой в родную общагу. Прохор Германович вдруг поднял на меня взгляд, но лучше бы этого не делал. Его голубые глаза расстреливали не хуже пуль. А еще заставляли себя чувствовать последней идиоткой. — Ты умственно отсталая или как? Я заметил, что ты только со второго раза реагируешь на мои просьбы… НАЛЕЙ СЕБЕ ЧАЙ, ОЛЬГА. Я пока не хочу, а нам надо поговорить.
«О чем?» — мысленно спросила я, но в слух не стала. Что-то подсказывало — ответ мне не понравится. На нервной почве заполнив кружку до краев, я выпила все содержимое залпом. Наивно надеялась, что так он отпустит меня быстрее. Ага, куда там?
— Почему Кристина на самом деле не пришла? — буднично пугающе спросил он не терпящим обмана тоном.
— Она заболела, — солгала я, как на духу.
— Этот бред я уже слышал, а теперь серьезно. — Прохор Германович сделал краткую паузу, странно хмыкнув. Жизнь моя перед глазами пролетела, а сердце едва не вырвалось из груди. Чтобы так пугать людей одним звуком надо иметь огромный талант! — Я просто пытаюсь решить: уволить только Кристину за нарушения целого ряда правил, включая прогул работы, или тебя с ней за компанию отчислить… За вранье. Вранье, Ольга, — рак человечества.
— За что?! — я нервно поперхнулась воздухом, с губ сорвался истерический смешок. — Это не причина, вы не сможете…
Прохор Германович послал мне такой красноречивый взгляд, что вопросов не осталось в силе его влияния. Пришлось сдаваться! Ибо из-за своей непутевой сестрички лишиться места в вузе как-то не хотелось.
Горестно вздохнув, вынужденно нехотя выдохнула:
— Она… Эмм… Не рассчитала спиртное на девичнике и проснулась в другой стране. Кажется, на пляже. Обещала завтра быть на месте.
— Завтра? Ты в это веришь? — прозвучал философский вопрос, ответа на который никто не ждал, потому как тут же последовал следующий. — Не пойму… Что это за вонь?
Странное томление разливалось по телу со скоростью света, и приятным оно не было. Я чувствовала себя так, словно проваливаюсь медленно под землю... Миллиметр за миллиметром в свои объятия утягивала нирвана. Не мудрено, после такого-то рабочего дня!
— Мои духи, — выпалила, как на духу. Моя прежняя соседка по комнате — скандалистка София — всегда была чем-то недовольна. Духами в частности, те ей вечно воняли. Честно говоря, с Прохором Германовичем у них было много общего.
Показалось, или Прохор Германович приглушил смешок, спихнув его на якобы кашель? Не-не, роботы не радуются… Или это сбой в программе?
— Сомневаюсь, — голос ректора вдруг показался отдаленным, пульсирующим в ушах. Прорывающимся сквозь странный свист и томление в каждой клеточке тела. — Чай это, точно. Странный запах от него. Ты его с собой принесла.
— Ага, почти я… — стало до одури жарко, словно кто-то врубил печку на максимум, хотя я лично регулировала термостат и знала, что это не так. Потянувшись к платью, активно его потрепала у груди, пропуская под плотную ткань прохладный воздух. Прохор Германович оценил этот жест цепким взглядом, полным задумчивого интереса.
— Есть только «да» и «нет», Ольга. Все. Неопределенность я не переношу не меньше лжи, — рявкнул тот раздраженно, словно мой ответ его бесил. Кажется, у кого-то конкретные проблемы с кукухой, но напрашивать на отчисление я не собиралась, потому кратко кивнула:
— Да. Чай мой, ваш закончился. Это все, я свободна?
— Почти, последний момент, — повелевающе кинул этот царь. — Чтобы успеть на рабочее место, ты сегодня пропустила две последние пары. Надеюсь, ты понимаешь, что долги надо будет закрыть?
— Естественно, — язык шевелился с трудом, воздух вокруг странно искрился, а перед глазами раз к разу мутилось.
— Я чувствую некую ответственность за твой прогул, — выпалил тот, заставляя замереть с широко распахнутым ртом. Неужели он сейчас смилуется и разрешит ничего не сдавать? Не тут-то было: — Думаю, честно, если пропущенный материал ты сдашь не только преподавателям, но и мне. Так я буду спокоен, что информация точно усвоена.
И тут башню мне совершенно сорвало. Откинувшись на спинку, я бросила руки на быльца и вскинула взгляд к выбеленному потолку, простонав в голос: — Ну вы, конечно, и странный тип!
В помещении зазвенела тишина, меня она больше не смущала. Голос ректора осел, охрип, стал до неузнаваемости чужим:
— Что ты сказала?
— Да ничего! — стало как-то совсем неудобно сидеть на краешке кресла, потому разместилась поудобнее, в самую глубь. Поерзала, поняла, что все равно что-то не так… И закинула ноги на край стола Прохора Германовича. Самое оно! — Не зря от вас люди шарахаются по вузу, как от прокаженного!
Кажется, даже воздух вокруг поменялся. Аромат опасности навис, как злой рок. Мужчина испепелял меня таким ошалелым взглядом голубых глаз, что должно было стать жутко. Почему-то мне не было, весь страх словно куда-то утек.
— Прямо шарахаются? — ровно спросил он, словно это первое, что пришло ему в голову.
— Ага, — я активно закивала, как собачка на капоте автомобиля. — Вообще, встретить вас в коридоре — к несчастью. Как если черная кошка дорогу перебежала.
— Хм… Чего это вдруг? — одна бровь ректора поползла вверх, губы вытянулись в тонкую линию. Документ, который он держал в руках все это время, уже был неосознанно скомкан.
— Вы же типа мессия, — поцокав каблучками по красному дереву обувью, я, кажется, слышала, как ударилась чья-то челюсть об пол. Возможно, это было сердце в районе пяток, потому что царапина на идеальном и явно безумно дорогом столе точно останется. А что, ему жалко, что ли? — А не надо было половину педсостава увольнять!
Уронив лист бумаги, Прохор Германович принялся нервно оттягивать галстук. Сорвав его наконец, он протер краем
