лепестков,
Хотя, наверно, дом вздыхает, умирая.
Еще чуть-чуть, я приближаюсь к суше.
И чувствую, как выплыву из массы тьмы.
А вдруг Земля другая, в жизни хуже,
А вдруг не сбудутся мои мечты и мои сны.
Я подлетел. Теплом встречает кровное светило.
Протру глаза, вдруг сказка не реальна.
Увы, но страхи улыбаются мне мило,
Ушло пол века, а шар все выглядит печально.
Мой долг потребовал слегка больше недели,
И время поглотило результат.
Я разобьюсь, закончу дело ради цели,
Гранит испортят жалким словом космонавт.
О судьбах
Большие руки палача
Поднимут лезвие гильотины
И оборвется жизнь врача,
Что от чумы спасал картины.
Хотя он многим помогал,
Бывало, мчал за горизонт,
Из рук костлявой вынимал,
Когда капризы проедали зонт.
Он крики чувствовал больных,
С глухими говорил до тьмы,
Выслушивал под чай немых
И забывал вовсе про сны.
Он жил, даруя жизнь другим,
Надеясь каждого спасти,
В мечтах, что страхам всем своим
Не суждено на земь сойти.
Но день проткнул скрипучий плач,
И не успел наш врач дойти,
До них, до поседевших матч,
Позволил маленькой уйти.
Большие руки палача
Поднимут лезвие гильотины,
Потухнет старая свеча,
Заплесневеют вмиг картины…
Извечный вопрос
Быть или не быть?
Избитый вопрос — избитый ответчик,
Вся эта полемика в пределах вечности,
Новый оборот делают часы беспечно,
Остался с носом, без печени,
Но это проблемы будущего,
а будущее не прошлое,
будущее еще не изувечено.
Пробираться сквозь паутину мироздания,
Складывать на антресоль накопленные знания,
Ждать нового прихода, задаваться вопросами,
Баловаться гиперболой и доносами.
Или не быть?
Жить в сплошь нарисованном мире,
Засыпать за таблицей экселя, просыпаться в прожженной квартире,
Тонуть и тонуть в сахарном изобилии:
В своем пряничном доме,
С вафельной крышей,
Рядом с большим Луна-парком,
Скрыться за чаем с Капоне, Фишер, апостолом Марком
От бесконечных будней, насилия…
Прошу, дай мне свободы, Идилие!
Самобичевание
Дух, забитый в трубку кнутом флагеллантства,
В бесконечном тандеме абьюза и пьянства,
Открой дверь чугунную, ржавую открой для меня,
Пусти полоумную в тараканьи края
И там…
…отрежь пуповину,
Окровавь девственный иней,
Пусть материнское вымя осиротевшее имя
Оставит без крова и ласки.
Рожденное только дитя
будет намного сильнее
коль его тело строго в опаске.
Барханы в ее глупых глазах постоянно мелькали так между деньками,
И сердце как айсберг, как камень,
Прикованный к тощей ноге
На дне в мутной реке,
Упрекает, что мир моногамен.
Ее ориентир, ее право творить бичевания,
Пока чадо вальяжно и вяло глотает страдания,
Да голод Сатурн утоляет своими созданиями.
Вот скажи мне, мой друг…
Вот скажи мне, мой друг,
Коль отнимут мою пару рук,
В глазах выключат свет,
Язык окутают в цепь
И слепого на чуждый путь…
Ты поможешь мне, друг, развернуться назад,
Чтоб спиной ощутить бездонный овраг?
А, мой друг? Соизволишь поставить мне мат?
Иль с тобою разыграем мы пат?
Вот скажи мне, мой друг,
Ты мне Друг или Враг?
Постскриптум
Чернильные пятна забылись в прошлом,
Но с неба всё ещё капают трубы.
Закончив письма о любви, о пошлом,
Слогом вершить судьбы сквозь губы.
Когда в ногу с счастьем зашагал учитель,
Когда одолел альпинист горы,
Когда думы сочатся под робу и китель,
Скорее словесно разбиться о закрытые шторы.
В двух словах оказаться великим и кратким,
Растопить ледники на далекой планете,
Чтоб по сторону ту подавились сладким
И растворились в обжигающем свете.
Надеть что-то серое, не привлекая взглядов,
Пусть взгляды глотают уникальные строки,
Да только от таких словесных нарядов,
Общение, как жрица, лишь в узкие сроки.
Добро пожаловать
Добро пожаловать на край вселенной
В роли андердога
Под гимн эйфории военной
И осуждения Бога,
Сквозь млечный путь,
По каменистой дороге,
Автостопом на звездолете,
Местами в свободном полете.
Ломая ноги об астероиды,
Под таблетками и стероидами,
В плоскости гиперболоида,
За линией кровли и терминатора,
Заигрывая с иллюминатами,
Гуманоидами, громовыми раскатами,
Что являются единственным следом,
В ушном проеме дряхлого деда –
Матерого капитана
За штурвалом на тяге пропана корыта,
Юркнув под юбку урана,
Якобы там всё шито-крыто,
Якобы там вам по две стопки налито,
Якобы там вас ждут и предоставят палитру,
Но как бы не был краен тот космос,
Мечты, прожжённые лоском,
В купе с потерянным мозгом
Не способны на пассионарность,
Разъедая ментальность
И разбиваясь о гнилую реальность.
Черновое название «Память»
В гортани чердака дряхлого строения
Я раскрошу себе колени, покуда постарею
За глазки ущипнут метели,
Рявкнет облако пыли,
Нечаянно забыли мы, что так отчаянно любили.
Шагая по следам ушедшего фарватера
Обратно в стены Альма-матер,
В слезах иллюминатора, удушьем прожжённых,
Лишь бы укрыть детей мертворожденный сладкими упреками
И внутривенно растворить тебя полунамеками.
Укутав мешковиной замерзающие плечи взора,
Хозяин падали и ворон,
Торгующий полифоническим надзором, вонзит распятье,
Умножая вечный сон. Глубинную любовь — проклятье
К тебе, мой манекен без платья,
Забуду я без похорон и без единого объятия!
Глава 4. Мой монстр подкроватный
«Извините за опоздание,
я заблудился на дороге под названием жизнь»
Наруто
Я сидел на скамейке, в общественном парке… и думал, кем я стал. Локально я завершил историю, глобально — только начал ее. Как теперь относиться к себе, на что обращать внимание, о чем говорить, да и зачем пытаться излагать свои мысли? Какое направление движения выбрать? Остановиться на достигнутом? А может вовсе развернуться назад, выбрать другой поворот и зашагать по совершенно новой тропе? Всё больше загадок и неясностей. Расширяется мир, сужается бесконечность…
Голос
Прожжённый, прозябший, холодный и томный,
Чужой, незнакомый, невнятный, бездомный -
Мой голос…
Упрямый, как слухи о мире,
Как смерть лебедей,
Подражатель сатире -
Весь этот голос…
Он не спасет меня от пьяного братства,
Не натянет на душу святого убранства,
Мой голос, как провод, целующий шею,
Клеймо и ошейник, ареал всех мишеней…
Противный мой голос:
Подпись, автограф, печать среди полос…
Всевышний спаси мою гордость,
Добавь чертову голосу твердость,
Шепотку грешного вопля
Пока покороблен и глядит исподлобья.
Мой голос, мой голос, мой голос…
Покиньте меня
Покиньте меня, господа!
Я больше не вольная птица!
Окован
