– Не тревожьтесь, отче, – сказал все тот же словоохотливый солдат и добавил что-то на местном диалекте, обращаясь к женщине. – Они тут ловкие, как обезьяны. С вашего добра даже пылинка не упадет.
Обогнав туземку (брат Рикарду выдохнул с облегчением, когда ее голые лопатки и крепкие гладкие икры скрылись с глаз), солдаты повели гостей по улицам Ларантуки вглубь форта, к дому капитана. Хотя улицами пыльные тропинки, пролегавшие между хижинами, можно было назвать с трудом.
Возбужденные прибытием в порт корабля туземцы, казалось, бросили все дела и высыпали поглазеть на необычных гостей. Босоногие дети, перепачканные в пыли, собрались в галдящую, хихикающую стайку и трусили следом, держась при этом на почтительном расстоянии. Женщины, в большинстве своем одетые так же, как и первая встреченная миссионерами, шептались и сверкали улыбками.
Внутри форта порядка было больше, но лишь по сравнению с жалкими лачугами местных. На их фоне дома белых выглядели добротно и солидно, пусть и не богато. Даже резиденция капитана оказалась весьма скромной, разительно отличавшейся от виденных монахом особняков правителей других, более доходных островов архипелага. В здешних краях наместники быстро наживали внушительные состояния и стремились окружить себя всей доступной роскошью, пользуясь удаленностью от властей, коим были подконтрольны. Да и восточная любовь к яркости и блеску с легкостью находила отклик в сердцах колонистов.
Но дом капитана Ларантуки не мог похвастаться красотой внешнего убранства, хотя размерами превосходил остальные и был построен из камня, а не из дерева. Скучный фасад оживляли только кадки с цветущими растениями, расставленные на веранде, да флаг над крышей, лениво колебавшийся на несильном ветру, словно раздумывая, повиснуть совсем или все же выполнить свою работу и развернуться, гордо рея над фортом.
Капитан принял посетителей в гостиной. Глядя на него, брат Рикарду видел причину небрежности, царившей во владениях этого человека. Внешний вид его вовсе не был неопрятным или запущенным, напротив, платье было тщательно вычищено, короткая борода и волосы аккуратно подстрижены. Но во всем – вальяжных, неторопливых движениях, спокойном и приветливом выражении полного румяного лица, воротнике, чуть больше дозволенного выглядывавшем из-под камзола, не застегнутого на верхние пуговицы, в этих незначительных, казалось бы, деталях сквозила расслабленность и даже праздность.
– Добро пожаловать в Ларантуку, святые отцы! – изрек он добродушным раскатистым басом. Брат Рикарду, смущенный неподобающим обращением, покосился на отца Мануэля. Тот лишь едва заметно поджал губы и тут же изогнул их в сдержанной улыбке. – Капитан форта Ларантука Луиш Гильерме ди Эшкобар Канела к вашим услугам. Я ждал вас с огр-р-ромнейшим нетерпением: пусть хоть слово божье вразумит всех этих бездельников, моим словам они не слишком-то усердно внимают. А наш капеллан… – он махнул рукой. – Но что же вы, располагайтесь, прошу! Должно быть, утомились в дороге. Надеюсь, ваше путешествие не омрачили никакие невзгоды?
Не прекращая разговор ни на минуту, капитан провел гостей вглубь просторной комнаты, туда, где возле стола, уставленного закусками, их ждали удобные кресла, а из открытых настежь окон тянуло сквозняком. Внутри дом оказался гораздо уютнее, чем выглядел снаружи. Выбеленные стены украшали панно из темного дерева и гобелены, в гостиной стояла резная мебель с расшитыми экзотическими узорами подушками. Свежесрезанные цветы в вазах распространяли легкий приятный аромат. Привычный колониальный стиль, сложившийся в стремлении придать жилищу достойный вид всеми средствами, возможными в этих диких краях.
– Благодарю, мы добрались без происшествий, – ответил священник, садясь за стол. – И готовы завтра же приступить к своим обязанностям. Я весьма рассчитываю на ваше содействие, ведь о ваших владениях нам мало что известно.
– Ох, отец…
– Мануэл, – отозвался священник, – а это брат Рикарду.
– Мне самому известно о них немногим больше, чем вам, отец Мануэл. Западное побережье исследовано плохо, а внутренние земли и того хуже. Причем не только нами, но и нашими туземцами. Здешние племена разобщены, и в каждой деревне куча собственных примет и суеверий. Шага не сделают дальше якобы дозволенных пределов.
Шлепая босыми пятками, вошла пухленькая молодая женщина и подала кофе. Из местных, но одежда на ней, к счастью, была европейского образца. Брат Рикарду не представлял, как бы он повел себя, прислуживай за столом туземка, одетая подобно девице, относившей их вещи с причала.
– Вы сказали, с вашими туземцами? – переспросил он, чтобы отвлечься от непрошенного воспоминания. – Не значит ли это, что здесь есть и другие, враждебные нам?
– Враждебные? Что вы, мой друг! – широко улыбнулся капитан. Монах подумал, что слово «широко» лучше всего подошло бы для описания нового знакомого. Его телосложения, жестов и всей его натуры. – Они рады нашей защите. Про торговлю и говорить нечего!
Как бы подтверждая свои слова, он кивнул девушке, прибиравшей на столе, и она ответила ему искренней и даже немного кокетливой улыбкой. Отец Мануэл пригубил кофе, пристально глядя на собеседника поверх чашки тончайшего фарфора.
– Защита слабых похвальна, – сказал он. – Если жители острова и в самом деле так доброжелательны, это значит, что люди вашего гарнизона не позволяют себе… эм… злоупотреблений властью, не так ли?
– Обижаете, – протянул сеньор Канела. – В Ларантуке я таких дел не допускаю. Да и к чему злоупотреблять, если эти славные простодушные дикари сами так и рвутся услужить? За обычные вещи они платят настоящими сокровищами. Здесь жемчуг ценится гораздо меньше ярких безделушек или мелких хозяйственных вещиц! А за нитку стеклянных бус местные красотки… – тут он вспомнил, с кем говорит, и осекся. – Впрочем, к чему подробности, вы и сами во всем убедитесь, проведя у нас несколько дней.
Священник покачал головой, всем своим видом выражая мягкое осуждение, но не более. Пусть здесь обманывают и, по сути, обворовывают туземцев, но все лучше, чем открытый разбой, кровопролитие и прочие ужасы, творимые колониальными властями в других местах. К тому же, пока что несчастные дикари были язычниками. Когда они будут крещены, придется учить белых людей обращаться с ними как с братьями по вере.
– А как обстоят дела с принятием веры Христовой? – в продолжение своих размышлений спросил он. – Внимают ли туземцы Слову Божьему или упорствуют в неверии?
– Здесь много местных крещеные, – с гордостью сообщил капитан. – Еще когда приезжал тот священник, отец Франциск, из иезуитов, если память не изменяет. Он хоть и был недолго, но уж крестил всех, кого смог поймать, не спуская рукавов! – тут сеньор Канела понял, что вновь брякнул что-то неуместное, и закашлялся. – Прошу меня простить. Отвык я здесь говорить с образованными людьми, в этой глуши.
– Проповедуя, я привык ко всякой речи и к самым диким и странным манерам, – усмехнулся отец Мануэл. – Меня может затронуть лишь беспокойство о вашей душе. И я буду рад видеть вас не только на богослужениях в той церкви, которую скоро здесь построят, но и у себя за обедом, чтобы иметь возможность укреплять вас в истине во время наших бесед.
