Книга Шторм войны - Виктория Авеярд

Мы долго молчим.

Вокруг нас – город, полный людей, но он кажется пустым.

«Разделяй и властвуй».

Намеки ясны, линии отчетливо проведены. Фарли и Дэвидсон внимательно смотрят на меня, а я на них. Кажется, Кэл вообще не догадывается, что Алая гвардия и Монфор не намерены дарить ему какой бы то ни было трон. Видимо, этого человека больше волнует корона, чем все заботы Красных. И, пожалуй, больше не стоит называть его Кэлом.

Тиберий Калор. Король Тиберий. Тиберий Седьмой.

Вот имя, с которым он родился, имя, которое он носил, когда мы встретились.

Тогда он назвал меня воровкой. Это было мое имя.

Хотелось бы мне выкинуть из памяти весь последний час. Ненадолго вернуться в прошлое. Отступить. Отшатнуться. Хоть на минуту вновь испытать странное блаженство, когда не было ничего, кроме тупой боли в усталых мышцах и заново сращенных костях. Отхлынувшего адреналина. Уверенности в любви и поддержке Кэла.

Хоть мое сердце и разбито, я не нахожу в себе сил ненавидеть его за то, что он сделал. Гнев придет потом.

На лице Фарли появляется тревога. Очень странно. Я больше привыкла к ее холодной решимости или огненному бешенству. Она замечает мой взгляд и искривляет пересеченные шрамом губы.

– Я доложу о решении Кэла Командованию, – говорит она, нарушив напряженное молчание. Голос Дианы Фарли звучит негромко и взвешенно. – Только Командованию. Донесение отправит Ада.

Премьер-министр Монфора склоняет голову в знак согласия.

– Хорошо. Полагаю, Барабанщик и Лебедь не исключали такого развития событий. Они наблюдали за старой королевой, с тех пор как она вошла в игру.

– Анабель Леролан пробыла при дворе Мэйвена достаточно долго, как минимум месяц, – отвечаю я. Отчего-то мой голос не дрожит, он звучит ровно и властно. Я должна казаться сильной, даже если чувствую себя совсем иначе. Это ложь, но во благо. – Думаю, у нее больше сведений, чем у меня.

– Возможно, – отзывается Дэвидсон, задумчиво кивнув. Прищурившись, он смотрит в землю. Ничего не ищет – просто сосредотачивается. В его голове разворачивается некий план. Предстоящий нам путь будет нелегким, это ясно даже малому ребенку. – Вот почему мне пришлось уступить, – добавляет он, почти извиняясь. Как будто я могу сердиться на него за то, что он исполнил свой долг. – Держим уши и глаза открытыми. Так?

– Так, – отвечаем мы с Фарли – неожиданно друг для друга.

Дэвидсон оставляет нас и шагает по переулку. Солнце освещает его блестящие седые волосы. Он старательно привел себя в порядок после битвы, смыл пот и пепел и сменил окровавленную одежду. Он, как обычно, спокоен, собран и до нелепого зауряден. Мудрое решение. Серебряные придают столько значения внешности, пафосно выставляют напоказ свою силу и власть. Особенно Самосы, которые сидят сейчас в возвышающейся над нами башне. Рядом с Воло, Эванжелиной, Птолемусом и гадюкой-королевой Дэвидсон теряется. Он может слиться со стеной, если пожелает. «Они не заметят его приближение. Наше приближение».

Я судорожно втягиваю воздух и сглатываю, заставляя себя договорить: «И Кэл тоже».

«Тиберий», – сердито напоминаю я себе. Сжав кулак, так что ногти до боли впиваются в кожу. «Называй его Тиберий».

Черные укрепления Корвиума кажутся необычайно тихими и голыми теперь, когда осада закончилась. Перестав разглядывать удаляющуюся фигуру Дэвидсона, я смотрю на парапеты, которые тянутся вдоль стен крепости. Снежная буря давно стихла, тьма рассеялась, и всё вокруг теперь кажется меньше. Не таким внушительным. Через этот город раньше толпами гнали Красных солдат – по большей части навстречу неизбежной смерти в окопах. Теперь Красные охраняют стены и ворота, патрулируют улицы. Они сидят рядом с Серебряными королями и рассуждают о войне. Солдаты с алыми повязками ходят туда-сюда и держат ухо востро, а оружие – наготове. Алую гвардию не застанешь врасплох, хотя у бойцов нет особых причин волноваться. По крайней мере, сейчас. Солдаты Мэйвена отступили. И даже Воло Самос не настолько храбр, чтобы предпринять атаку изнутри Корвиума. Только не теперь, когда ему нужна Гвардия, нужен Монфор, нужны мы. И он не станет ссориться с Кэлом – «с Тиберием, дура», – невзирая на все его дурацкие речи о равенстве. Как и мы, Воло нуждается в нем. В его имени, его короне, в этом проклятом браке с проклятой Эванжелиной…

Мое лицо пылает. Меня смущает ревность, которую я чувствую. Потеря Кэла должна быть наименьшей из моих печалей. Она должна причинять меньше боли, чем риск умереть, проиграть войну, потерять все, ради чего мы так старались. Но мне больно. И нет других вариантов, кроме как терпеть.

«Почему я не согласилась?»

Я не приняла его предложение. Мою душу разорвало на куски очередное предательство – предательство Кэла, но также и мое. «Я люблю тебя» – это слова, которые произнесли мы оба, и оба от них отреклись. Они значили: «Я выбираю тебя. Ты мне дороже всего на свете. Без тебя я не могу. Я сделаю все, чтобы наши пути не разошлись».

Но Кэл решил этого не делать. И я не сделаю.

Я значу меньше, чем его корона, а он – меньше, чем моя цель.

И гораздо меньше, чем страх очередной клетки. «Фаворитка», – сказал он, предлагая невозможное. Он сделал бы меня неофициальной королевой, потеснив Эванжелину. Опять. Но я уже знаю, каково смотреть на мир, стоя справа от короля. И не желаю больше жить такой жизнью. Хотя Кэл – не Мэйвен, трон остается прежним. Он меняет людей в худшую сторону, искажает их.

Какая странная это была бы жизнь. Кэл на престоле, королева из рода Самосов – и я. В глубине души я отчасти жалею, что не согласилась. Это было бы легко. Выбросить все из головы, отступить, победить – и наслаждаться жизнью, о которой я никогда и не мечтала. Окружить родных роскошью. Обеспечить нам всем безопасность. И остаться с Кэлом. Красная девушка с ручным Серебряным королем.

Возможность изменить мир. Убить Мэйвена. Спать без кошмаров, жить без страха.

Я с силой прикусываю губу, отгоняя это желание. Оно соблазнительно, и отчасти я понимаю Кэла. Ничего не скажешь, мы под стать друг другу.

Фарли шумно шаркает ногами и со вздохом прислоняется к стене, скрестив руки на груди. В отличие от Дэвидсона, она даже не удосужилась сменить окровавленную одежду. Фарли, впрочем, перепачкана меньше, чем я, – на ней нет грязи и глины. Зато, конечно, есть серебряная кровь, которая уже засохла и стала черной. Прошло всего несколько месяцев после рождения Клары, и она с гордостью покачивает пополневшими бедрами. Сочувствие, что Фарли еще питала, полностью исчезло, сменившись яростью, которая так и пылает в ее синих глазах. Впрочем, гнев адресован не мне. Фарли смотрит наверх, на башню. Туда, где странное сборище Серебряных и Красных сейчас пытается решить нашу судьбу.