Поглаживая притихшего сына, Абигаэл мысленно благодарила за все. Говорила, что скучает. Но краем сознания понимала, что в тот день, когда покинула остров, она распрощалась с Наго навсегда, и среди людей ему не место.
«Прости, но я не могла поступить иначе, – беззвучно прошептала она, баюкая крохотное теплое тельце. – Ты был прав, порой бывает трудно. Но оно того стоит».
Снаружи ветер потревожил кроны, прошуршал жесткими листьями. Проникший в дом сквозняк развеял спертую вонь дыма, пота и крови и взамен принес долгожданную прохладу и запах влаги. Еще несколько мгновений, и дождь ударил по крыше глухой дробью, даря облегчение измученной зноем земле и всем, кто на ней обитает. Абигаэл вдохнула полной грудью и прикрыла глаза. Завтрашнее утро обещало быть прекрасным: свежим, ярким, пахнущим цветами и дождем. Самое подходящее время, чтобы впервые увидеть этот мир.
Земля чудовищ – И это место они называют Островом Цветов? – воскликнул брат Рикарду, с видимым неудовольствием глядя на очертания близкого уже берега.
Его изумление можно было понять: за время странствий по архипелагу монаху довелось повидать края, которым такое название подошло бы гораздо больше. Флорес выглядел засушливым, каким-то слишком пустынным. Покрытые выгоревшей на солнце травой, редкими деревьями и кустарником склоны, за которыми возвышались вулканы, обычные на здешних островах. Густой лес вдалеке так и манил спрятаться от зноя под сенью листвы, но бывалый путешественник знал, что джунглями лучше любоваться издалека. Если же поддаться очарованию и отправиться туда на прогулку, то обнаружится, что леса полны ядовитых растений и кишат опасными тварями, а сочная зелень внезапно окажется непролазными зарослями, жесткими и колючими.
Лишь белоснежный песчаный пляж да пронзительная синева моря радовали глаз ослепительной тропической красотой, но путники утомились от жары, и серые стены форта, окруженные беспорядочно разбросанными лачугами, вызывали гораздо больший интерес, чем окрестные пейзажи. Тем более, никаких цветов вокруг не было.
– Возможно, остров получил свое имя в другой сезон, – меланхолично отозвался отец Мануэл, скупым движением смахивая пот со лба. – Когда шла пора цветения. Если будет на то воля Божия, мы тоже сможем застать ее и насладиться истинной прелестью этого края.
Брат Рикарду сдержал тягостный вздох. За время пути сюда он успел не раз пожалеть о своем легкомысленном согласии на эту авантюру. Решение отправиться на остров, который даже туземцы считали захолустьем, населенным невежественными дикарями, было отважным, но совершенно необдуманным. И теперь, когда берег уже был совсем близко, и люди на причале суетились, готовясь пришвартовать корабль, брат Рикарду со стыдом чувствовал, как в сердце разрастается страх, заставляя его биться быстрее обычного.
Он усилием воли отогнал малодушные мысли и покосился на отца Мануэла. Сухопарый, высокий, с узким лицом аскета, тот смотрел вперед со спокойной уверенностью. Казалось, ничто не могло смутить этого человека или заставить сомневаться, а страх ему и вовсе неведом. В своей вере отец Мануэл был крепок, как гранитная скала, и полагался на провидение Господа всецело, до слепого фанатизма. Он заражал уверенностью всех вокруг, с легкостью обращал даже закоренелых в своем упорстве еретиков и вдохновлял соратников.
Брат Рикарду встретил отца Мануэла в нелегкий момент, когда уныние поселилось в душе и червем точило ее, заставляя колебаться в том, в чем колебания недопустимы. Не один год он провел в миссии на островах, населенных странным, чуждым народом, и нередко приходилось видеть тщетность всех своих усилий. Рикарду не был наивен, не питал напрасных надежд и понимал, что в выбранном им служении легко не будет. Он прибыл с готовностью к сопротивлению, к тому, что донести истину словами получается не всегда, порою искоренять язычество, ересь и невежество приходится огнем и мечом. Но к тому, что, несмотря на видимую готовность принять веру, туземцы так и не станут христианами в душе, пропуская сквозь свои умы любые проповеди бесследно, как воду сквозь песок, Рикарду оказался не готов.
И если его успехи оказались столь сомнительны в местах куда как более цивилизованных, то чего можно ожидать от такой глуши, как Флорес! Здесь не было городов, лишь разрозненные деревни, в каждой из которых царили свой закон и свои предрассудки. Жители по сию пору оставались такими же отсталыми и дикими, как их пещерные предки. Власть раджей с соседних островов ограничивалась сбором дани с тех, до кого удавалось добраться и запугать. Да и с приходом колониальных властей мало что изменилось, ибо на острове не оказалось ни золота, ни пряностей, ни других богатств, нужных Короне. Форт Ларантука был всего лишь перевалочным пунктом на торговых путях и крепостью, созданной для защиты владений от набегов местных варваров и иноземных захватчиков. Однако какими бы дикарями не были туземцы, кому-то надлежало обратить их в веру Христову.
– Что же, брат мой, вот мы и прибыли, – прервал размышления монаха отец Мануэл. – Поспешим же сойти на берег, я вижу, нас уже ждут.
Встречающих тоже оказалось двое. Несмотря на форму солдат, военной выправкой они не отличались. Оба явились в расстегнутых колетах, без шлемов – один в потрепанной шляпе, второй и вовсе с непокрытой головой. Из оружия при них были лишь даги, заткнутые за пояс. Брата Рикарду такая небрежность приободрила: очевидно, в окрестностях Ларантуки все спокойно. Отец Мануэл же недовольно поджал губы. Распущенность он считал неприемлемой в любых обстоятельствах и отметил про себя, что надо бы побеседовать с капитаном крепости по этому поводу.
Поприветствовав миссионеров, солдаты предложили им встретиться с капитаном форта, пока слуги занимаются вещами и наводят уют в доме. Гости не стали возражать, после длительного пути они рады были выпить чего-нибудь освежающего там, где можно укрыться в тени от палящих лучей жаркого тропического солнца, а пол не качается под ногами. К тому же чем раньше они познакомятся с новым местом, тем быстрее смогут приступить к работе.
– Довольны ли вы службой на этом острове? – спросил брат Рикарду у провожатых. Судя по загорелым дочерна лицам и расслабленному поведению, в местном гарнизоне они служили не первые дни. – И каково отношение туземцев к властям? Мы слышали, что здешние жители весьма отсталы и примитивны.
– Дикари, – охотно поддержал беседу солдат в шляпе и подмигнул подошедшей к причалу смуглой женщине. – Но с нами дружелюбны, почтительны. Против власти не ропщут.
На женщине был кусок узорчатой ткани, обернутый вокруг бедер на манер юбки и едва прикрывавший колени. Второй кусок ткани, скрученный валиком, она носила на голове. Больше из одежды на туземке ничего не было. Блеснув зубами в улыбке, она подхватила тяжелый сундук и ловко пристроила на макушке, так, что примитивный головной убор помогал удерживать ношу в равновесии.
– Осторожно, там ценные реликвии! – воскликнул отец Мануэл.
Брат Рикарду, будто очнувшись, отвел от туземки взгляд. За все время, что провел, скитаясь между островами, он так и не привык к некоторым бесстыдным обычаям местных жителей. Монах смотрел на священника, стараясь не замечать голой женской груди, которую ее обладательница словно нарочно выпячивала на всеобщее обозрение, расправив плечи и выпрямив спину под тяжелым грузом – с корабля сундук выносили двое крепких матросов. Лицо отца Мануэла оставалось невозмутимым, разве что слегка обеспокоенным за судьбу своего багажа.
