Книга Рука - Юз Алешковский

Я вижу, вы паршиво спали, гражданин Гуров. Это – моя вина.Нынче получите снотворное. Но между прочим, я удивлен: обычно мои гаврикикемарят как дети, и сны им после ужасных допросов, чехарды стрессов, а вгонятьв них я, поверьте, умею, сны им снятся самые мирные, счастливые и сладкие, спапами, мамами, детками, любовницами, с курортами, с приглашениями в Кремль,где Калинин – старый, безмозглый и безвольный козел, или вонючая свинья –Шверник вручают им ордена, золотые звезды и почетные маузеры. Вопросы ко мнеимеются?..

Мучить я вас, в общем, не собираюсь. Цели, во всяком случае,у меня такой нет… Официально допрашивать я вас тоже не собираюсь. И подписыватьвы тоже ничего не будете. Что все это значит? Это значит, что из 250000000 рыля выбрал одного вас для задушевной беседы. Почему именно вас, повторяю, пойметепо ходу дела. Не за красивые же глазки и не потому, что из известного мнекрупного промышленного ворья вы самый изворотливый, самый замаскированный,самый мудрый и матерый ворюга. Настоящий урна! Нет, не поэтому. Это все деталисюжета. Крючок же в другом фаэтоне. В другом. Скоро кучер Вася откроет ворота изакачаемся мы с вами, гражданин Гуров, на мягких, как пух, рессорах, и поплыветмимо нас, когда откинет ветер занавески окон, наше прошлое в короткихштанишках, забрызганных кровью, дробленой костью и серым веществом.

Ах, вам дурно? Можете не завтракать. Это ваше личное дело.Поголодайте денек-другой. Вам – только на пользу. Жирок скинете, нагуляетеаппетит. Я же с вашего разрешения врежу еще икорочки и пропущу рюмочку. Никогдане думал, что так трудно будет разговориться, хотя ждал сей минуты давно. Оченьдавно. Всю жизнь, можно сказать. Предвосхищать ее в воображении порой трухал,то есть боялся, ибо игру я вел смертельно опасную и понимал, что в любой моментможно с треском погореть. Да! Да! Не промахнуться, не допустить ошибку, такогосо мной быть не может, и вы убедитесь в этом вскоре, гражданин Гуров, а простопогореть. Даже самые главные наши старые урки и то не уверены, что их вдруг незаметет какой-нибудь шустряк помоложе. Ленина схавали, Троцкому темечкораздробили, Сталина довели до кондрашки, Берию замочили, Никите заячьи ушизамастырили, а меня, мелкую, в общем, мандавошку, можно в один миг вывестиполитанией.

Помните события в Португалии? Врезал дуба Салазар, преемникаего, Каэтану, болван Спинола скинул, и вот слушаю я дома «Немецкую волну» исерею от болотного страха. Арестована вся тайная полиция. Я, хотите верьте,хотите не верьте, впал в детство и представил, как вдруг ни с того, ни с сего,просто в силу существования политических случайностей, происходит ужасныйкатаклизм. Рабочие заводов «Красный пролетарий», «Серп и молот», «ВИЛ» совместносо злорадстеующей либеральной интеллигенцией и с помощью кремлевского караула,ошалевшего от тлетворной службы в мавзолее, очистили барак на Старой площади отстарых урок, затем, тут рукой подать, оцепляют родную мою Лубянку, откуда ямесяцами не выходил, бывало, работал, жрал, спал и срал, и попадаю я сам втрюм… + Еле добрался тогда на карачках до телефона. Сердечный приступ.Очухался, слава Богу. Очухался, но ужас от того, что время идет, а минуточказаветная все еще за горами, так и не сгинул из сердца. Конечно, кому-кому, амне думать и, главное, представлять в жутких образах происшедший катаклизм поменьшей мере глупо. Структурочку нашу я знаю. Крепка наша структурочка. Однакодержится-то она на страхе! Вот вы инстинктивно, гражданин Гуров, кивнули, иясно мне, что вы тоже это прекрасно понимаете.

Есть у меня кирюха, связаны мы были крепко кое-чем впрошлом, первым секретарем обкома всю свою жизнь он проработал. Приезжает вМоскву, встретились, пообедали, идем по Красной площади, он и говорит: «Все,Рука! Отбздел я свое. Пензия! Теперь мне ничего не страшно. Дети пристроены.Все за границей. Внуки тоже пойдут по дипломатической линии. Ни война мне нестрашна, ни переворотик. В том и другом случае за границей будет лучше. Мы ещепожалеем, что не зарываемся в землю, как косорылые китаезы. Пожалеем! А чтоделается внутри? Ужас, Рука, ужас! Лично моя область спилась в сардельку! Двоеврачей-психиатров наводить взялись статистику. Сколько у меня алкашей, пьяниц,пристращающихся, уже подохших от алкоголизма, получивших инвалидность, сколькокалек породила вся эта шваль и так далее. Взял я с врачей подписку онеразглашении данных. Приносят однажды статистику свою. Еб твою мать, Рука!Глаза у меня на лоб полезли от ихних цисрр. Но дело-то не в том, что пьют. Тыщулет Россия пьет. Дело в том, что Пьют сивушное говно, от которого наступаетперерождение клеток мозга, дуреют, сволочи, на работе и дома! Шмурдяк какой-тожрут, бормотуху, Солнцедар, чернила, и главное, с ЦРУ это никак не увяжешь, илис жидами. Вот в чем трудность антиалкогольной пропаганды. Велеть быпромышленности выпускать очищенное зелье, чтоб хоть не дурели рабы моейобласти, но тут снова заколдованный круг! Надо расширять мощности, а Косыгинденег не дает. Справляйтесь сами. Улучшить качество зелья за счет уменьшенияколичества? нельзя! Резко возрастет инфляция, а я по борьбе с ней на первомместе в Союзе. Алкоголизм съедает избыток моих бумажных денег. Что делать? Отсивушной дури растет преступность. Хулиганье людям проходу не дает. Огнестрельноеоружие делать стали в „ящиках“ всякие умельцы. А ты думаешь, не добралась донас сексуальная революция? Добралась и шагнула еще дальше. В общем, глаза уменя на лоб полезли от той статистики. Но и это – полбеды. Жрать нечего! Вот вчем вопрос! Мяса нет, рыба соленая и тухлая, от консервов рыбных гастрит пошел,тысячи работяг на больничных, а в ЦК насчет жратвы лучше не звонить. Ответодин: во время войны было хуже, и то победили. Дают понять, чтобы вообще несовался с этим делом. И снова невезуха: выездной рейд этой ебаной шмакадявки„Литературки“. Социологи решили выяснить, как у меня обстоит дело с разводами,анкетирование развели, дотошные паразиты. И вот тебе – уже готовы результаты:75 процентов разводов из-за полной и частичной импотенции мужчин. Опросилимужиков. И снова – у 75 процентов не стоит из-за алкоголизма и регулярногонедоедания мяса, рыбы и прочего гематогена. Начальник УКГБ приносит сводочку:болтовня, пессимизм, ропот, доходящий до прямых выпадов, попытки некоторыхинтеллигентов проанализировать внутреннее положение страны при полномотсутствии информации о нем в прессе и так далее. Просто предбунтоваяобстановочка. Объявись какой-нибудь Стенька Пугачев, и как минимум не миноватьзабастовки. Принимаю меры. Прошу командующего округом начать маневры. Провожупроцесс диссидента Булькова по обвинению в содержании притона. Печатаюфельетоны насчет жидов из галантереи и облснаба, запрещаю грузинам и армяшкамторговать на рынке овощами, фруктами и цветами, устраиваю показательныевыступления наших прославленных фигуристов, зову на помощь Зыкину, Никулина,Ореро, Песняров, Райкиным и Кобзоном глотку своим либералам-жидам затыкаю иразряжаю слегка обстановку. Уф! Неужели, думаю, до пензии не дотяну, неужелиони там, наверху, не могут прикрыть эту полушпионскую лавочку – социологию?Неужели не понимают, что разрядка, детант проклятый, хоть он и на руку намвнешнеполитически, нож медленный в спину – мне же, у меня дома? И тут снованевезуха. Всего, Рука, не предусмотришь. Это у нас, большевиков-сталинцев,слабость ¦ 1. Домработница моя, Тася Пекшева, проститутка, исполнительницабывшая, лейтенант, опытный человек, убийца, пошла домой из обкомовского ларькапешком. Пешком, блядища, пошла. Что-то стряслось с автомобилем. Шофера я вышибпосле той истории из партии. Пошла, значит, гадина, пешком с сумкой полной иавоськой. Слабость у нее, видишь ли, была к авоськам. Идет и не замечает, какдва стерляжьи хвоста из этой проклятой авоськи выглядывают. Подходят троепьяных, как назло не жиды и с самиздатом не связаны филолог, историк и физик.Дружки. Подходят к Таське и спрашивают, что это за рыба у нее и откуда. Где еевыбросили интересуются. Таська не растерялась, сбрехнула что-то и мотанула отних. Снова догнали, физик схватил ее за грудки и завопил: „Коля! КлянусьКурчатовым, это – стерлядь!“. Таська обоссалась сразу от страха, распатронилидружки на виду у всех мою сумку и авоську и все катастрофа. Вывалили либералыпроклятые на асфальт стерлядь, банки с икрой, колбасу, ананасы, вырезку,спецсосиски, масло экспортное, карбонад, мороженую клубнику и жевательнуюрезинку для жены. Полгорода сбежалось поглазеть на партийную снедь. Не тебе мнерассказывать, что там при этом говорилось, какие восклицания слышались, намекии аналогии, не тебе, Рука. Наперли на Таську, она и раскололась, откуда волокетпродукты. Но и это полбеды. Будто бы никто ничего о нас не знает. Знают. Рыкаютдаже сквозь зубы. Таська, когда отбили ее гебисты от толпы, психанула изаорала: „Я вас, суки, вот этими руками стреляла и еще стрелять буду! Всех намушку возьму! Слава Сталину!“ Город забурлил. И тут я обьявляю ему шах. Кидаю вмагазины продукты из армейских запасов, гоню стратегических свиней намясокомбинат, занимаю у соседа сгущенку, пивом велю на улицах торговать и поместному телевидению приказываю пустить „Семнадцать мгновений“. Уф! Отлегло. Ис ходу ставлю мат. Объявляю по радио о выявлении чумного больного. Чума!Сценарий сочинил лично я. После „мгновений“ этих сраных дикторша, я ее личнодрал, сообщала о ходе противочумных операций. Пришлось гебистам похимичить синсценировочками. Но им все равно делать было нехера. Выиграл я этот бой ународа. Выиграл. Вышиб из партии пару председателей колхозов, отдал кое-когопод суд за срыв снабжения населения продуктами первой необходимости, прилавкиопять опустели, но тут сняли Подгорного, опубликовали проект новой конституции,и жизнь вошла в свою колею. Под конец немного повезло. Приходит один изпсихиатров, занимавшихся алкогольной статистикой, и доносит мне, что егоколлега собирается все собранные чудовищные данные о моих спивающихсяпролетариях переслать Сахарову, которого очень вы, Рука, проморгали. Чтоделать? Иду по банку. Предлагаю сучьей роже-стукачу кафедру в институте, а онхочет облздравотдел. Там миллион за пару лет сколотить можно, потом купить домв Крыму и послать нашу бесплатную медицину ко всем чертям. Соглашаюсь. Обещаю.Но не перестану я удивляться, как это за шестьдесят лет нашей властинаплодилось в моей лично области так много настоящих злодеев. Ну, мы-то с тобой– ладно. Таких, как мы, всего пятеро: я, ты, Кудин, в черном ботинке Блондин иеще в пизде один. А этому стукачу тридцать пять лет. Работа есть, жена, дети,музыку любит, стихи пишет, книжка в „Молодой гвардии“ вот-вот выйдет, а он,скотина, стучит так гнусно и грязно на своего коллегу и друга. Сам понимаешь,облздравотдел – плата слишком большая за донос даже при нашей инфляции. Хмырьболотный обязался убрать того либералишку. Я поставил жесткий срок: два дня.Сработал, надо сказать, мерзавец чисто: отрава, укол и медзаключение: инфаркт.Статистику я сжег, а хмырине говорю: «С завтрашнего дня будешь лектором обкомапо борьбе с алкоголизмом. Ты – убийца. Я убийцу при всем своем желании не могуназначить завоблздравом. Ты у меня всю область перетравишь, а работать и такнекому. И не пи-тюкай, падла! Скажи спасибо, что сейчас не тридцать седьмой! Тыбы уже рядом со своим дружком на Горьком кладбище осенний дождь пустыми глазамипил и червяками закусывал! Понял, говорю, змей? Веришь, Рука, он даже непобледнел, и нагло, блядь такая, выпросил у меня из фонда обкома однотомникиБулгакова, Мандельштама и, кажется, Ахматовой. Ушел с книжечками под мышкой.Зачем они там в Москве дают народу читать про Пилата, Христа, Белую Гвардию итак далее? Лучше уж что-нибудь про еблю пусть печатают. Отвлекать народ надо, ане привлекать… Ах, Иуды, Иуды! Большой путь вы проделали от тридцатисребреников до моего облздравотдела. Его, однако, вам не видать, как своихушей. Ну, что ты скажешь, Рука?..