Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Дача, которую Титовы уже несколько лет снимали у родственников Станислава Павловича, совсем недалеко от Ладожского озера, в Борисовой Гриве, места там прекрасные, но опасно: финны близко. Если война, значит, там могут быть бомбежки, потому мама решила, что Женя останется дома с бабушкой.
Женя не против, ведь Юрка теперь будет жить с мамой и сестренками, а с ним не скучно. Он не как другие мальчишки, не вредничает, а что опекает и ее, как маленькую, так пусть. Сейчас война, мужчины должны защищать женщин и детей – так сказала бабушка, правда, не про Юрку, а вообще. Но Юрка как-то вдруг сразу стал солидней и старше, теперь он единственный мужчина в своей семье и даже временно ее глава. Женька смотрела на приятеля, мучась вопросом о том, каково это – быть главой семьи в одиннадцать лет.
Если бы еще не эти военные ограничения…
Как они надолго? Во время финской вон сколько со светомаскировкой насиделись, всю зиму, пока финны не запросили пощады. Когда же немцы запросят?
Война, значит, нужно снова заклеивать окна крест-накрест, как в позапрошлом году, и соблюдать светомаскировку? Мама сказала, что да.
Женя с бабушкой клеили. Нарезали газеты длинными полосками и крест-накрест наклеивали на стекла. Бабушка сказала, что это убережет стекла от вылета в случае близкого разрыва снаряда и взрывной волны. Женя ужаснулась:
– Какого снаряда?!
Но потом вспомнила, что в финскую тоже боялись снарядов и взрывной волны, однако все обошлось. Тогда была зима, и мама предложила клеить не полосы, а снежинки, располагая их в ряд, чтобы выглядело новогодним украшением окон. Понравилось не только Женьке и папе, весь их дом поклеил на стекла такие ряды снежинок.
Но теперь лето, снежинки будут выглядеть нелепо. Надо придумать что-то другое, решила Женька, но, как назло, ничего интересного в голову не приходило.
Хоть бы поскорей эта война закончилась, а то стоят прекрасные летние деньки, а она все испортит. Женя спросила Юрку, думает ли он, что война испортит все каникулы, или еще останется время купаться и загорать. Словно забыв собственные рассуждения о скорости передвижения советских танков, он ответил совсем как Женин папа:
– Думаю, это надолго. Все так говорят.
От досады Женька обозвала приятеля дураком. Юра только посмотрел как-то серьезно-серьезно и покачал головой. Ой, подумаешь, взрослый нашелся! Глава семьи… Ему одиннадцать, а Жене вот в ноябре десять будет. Правда, ему в январе целых двенадцать. Как несправедливо, Юрка всегда будет старше на эти почти два года и всегда будет этим гордиться и зазнаваться. Однажды Женя подумала, что зато может прожить дольше его на два года. Так и заявила. Юрка тогда тоже посмотрел долгим внимательным взглядом и сказал, что главное не сколько, а как прожить.
Ну почему он всегда прав?
Юрка заботливый кавалер – это сказал про него Станислав Павлович. Скажи кто другой, Юрка бы обиделся, а здесь только фыркнул:
– Никакой я не кавалер! Она же девчонка, к тому же маленькая. Вот и защищаю.
Тогда возмутилась Женя:
– Нашелся взрослый! Да ты всего на год меня старше. Я через год такая же буду. И защищать меня нечего, сама справлюсь, к тому же никто не нападает.
Юрка хороший, и то, что он подругу защищает, даже здорово, Женя чувствует себя уверенно. Хотя действительно никто не нападает.
– Во-первых, не на год, а почти на два. Во-вторых, на целых два класса. В-третьих, ты действительно девчонка, и с этим ничего не поделать, – развел руками Юрка. Они поссорились…
Шла вторая неделя, а война вовсе не заканчивалась!
В подвале их дома приказано устроить газоубежище, потому из него принялись выносить весь хлам. Но мужчины и дворник договорились оставить там доски, чтобы сделать скамьи для сидения. Женя вздыхала: неужели придется проводить время в газоубежище?
Но не время рассуждать или жаловаться, необходимость спускаться в газоубежище не такая уж большая жертва по сравнению с тем, что красноармейцы испытывали на фронте и даже гибли там. Немцы упорные, они, как какая-то страшная железная машина, катились вперед. Скорей бы уж этой машине свернули шею.
Мужчин в доме оставалось все меньше – кого-то призвали в армию, кто-то ушел добровольно, кто-то перешел на казарменное положение. Были даже такие, что эвакуировались. Позор! Эвакуироваться, бросить любимый Ленинград – значит не верить в победу над врагом. Скорую победу!
За неделю город изменился до неузнаваемости.
Большие витрины магазинов заложили мешками с песком, кое-где стекла и вовсе закрыли фанерой. Сняли все вывески, говорили, что это против шпионов, мол, местные и сами знают, где что находится, или спросят прохожих, а шпионы могут прочитать.
В парках и скверах копошились женщины, так казалось со стороны. В действительности у них тяжелая работа – рытье щелей. Такая щель замена бомбоубежища, ведь в случае бомбежки не у всех будет возможность добежать до настоящего убежища.
В городе введено затемнение, значит, включать свет можно только если окна плотно зашторены. Освещение на улицах не включали вообще, в парадных горели тусклые синие лампочки, такие же повесили над входами в убежища. Хорошо, что летние ночи в Ленинграде светлые.
Дети бегали смотреть на зенитки на площадях, на противотанковые ежи, мальчишки по-прежнему играли в войну, только теперь вместо финнов и Антанты врагами были гитлеровцы. Конечно, побеждали врага после третьего «тра-та-та», брали в плен и нещадно били. Однажды Станислав Павлович вступился за такого бедолагу, ему объяснили, что «все по-настоящему», раз этот сегодня немец, то пусть и терпит.
– А завтра?
– А завтра мне может выпасть жребий быть немцем, меня побьют, – серьезно пояснил щербатый конопатый мальчишка.
В разговор вмешался еще один:
– Чего стоишь? Побежали на площадь Жертв Революции, там зенитки поставили!
С воплем: «Ух ты!» мальчишки умчались смотреть на зенитки.
Пока это казалось какой-то игрой и даже не очень страшной. Дети играли, взрослые поняли что-то иное…
Некоторые районы области – Псковский и Новгородский (тогда они были в составе Ленинградской области) – стали называть прифронтовыми!
– Как это? При фронте?
Станислав Павлович решил проводить для квартиры политинформации. Он стал отмечать на карте города, о боях за которые сообщали по радио. К сожалению, все сообщения заканчивались словом «оставили»… Черные флажки на портновских булавках, которыми он на карте помечал захваченные гитлеровцами советские города, множились и все ближе подступали к Ленинграду.
В городе вовсю шла эвакуация, забежал попрощаться племянник бабушки Петр, он со своим Кировским заводом уезжал на восток. Его жена Алла и дочь Мариночка ехали с хореографическим училищем, по счастью, туда же – в Пермь. Алла радовалась:
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
