«А для жизни низкой» у государя был Борис Годунов. И пока Федор Иванович своей непрестанной молитвой устраивал дела страны на небесах, его шурин занимался делами земными. Опытному практическому дельцу для его работы требовалась санкция. Царь ее дал. В силу этого главенство Бориса Федоровича как администратора получило законную силу. Его ум, пущенный не на интриги, а на решение державных задач, давал стране очень много. Позже, когда эта «санкция» потеряет силу из-за кончины государя, Борис Федорович вздумает править самостоятельно, и ум его, разумеется, от этого ничуть не ослабеет, но вот та самая мистическая защита пропадет. На страну обрушатся природные бедствия, мятежные настроения, и в финале появится самозванец, самим фактом своего существования бросавший Борису Федоровичу вызов — дескать, неистинный царь владеет царством. Борису Годунову как будто хотели преподать урок свыше: тронное кресло тебе не положено, а взял то, что тебе не принадлежит, так будешь жестоко расплачиваться.
Итак, в конце 1586 года у царя Федора Ивановича появился единоличный «соправитель», и хотя это был человек сомнительной нравственности, но, во всяком случае, весьма опытный политик, обладавший государственным умом и широким кругозором. Неправильно было бы приписывать ему все успехи этого царствования. Некоторыми из них Россия обязана самому государю, как это будет показано ниже. Другие достигнуты были смешанным аристократическим правительством в 1584—1586 годах. Годунову следует отдать прочее, оставшееся. За первые два с половиной года совершилось очень многое; главное же — политический курс Московской державы устоялся по всем основным направлениям. Борису Федоровичу оставалось прилагать усилия к тому, чтобы страна продолжала двигаться выверенным маршрутом, не сбиваясь с ритма, не сворачивая в придорожные низины. Он, скорее, одинокий продолжатель общего дела. Не столько реформатор, сколько фигура, с определенного момента способствовавшая стабильности[43].
Однако и на то, чтобы удержать и развить успехи, достигнутые в первые годы царствования Федора Ивановича, требовались недюжинный ум, отвага, непреклонная воля. Годунов располагал всем этим. Один из псковских летописцев, повествуя о царствовании Федора Ивановича, выступает с откровенной похвалой Борису Годунову: «А правление земское и всякое строение и ратных людей уряд ведал и строил его (Федора Ивановича. — Д. В.) государев шюрин Борис Феодорович; многие земли примиришася, а инии покорищася под его государеву высокую руку Божиею милостию и пречистые его Богоматере и его государевым прошением и счастием, и промыслом правителя и болярина и конюшего Бориса Феодоровича». По этому отзыву видно: и среди современников были люди, считавшие «соправительство» Федора Ивановича и Бориса Федоровича идеальным вариантом для страны.
* * *
Политический почерк «соправителя» виден по тому курсу, который Б.Ф. Годунов проводил на протяжении двенадцати лет после 1586 года. В подавляющем большинстве случаев конюший повторял или развивал ходы, сделанные русским правительством ранее, когда Годунову приходилось делить власть с высшей знатью и худородными «выдвиженцами».
Так, против крымцев Борис Федорович использует уже созданную коалицию с царевичами-Гиреями и ногайцами, а когда ее не хватает, просто встречает вражеские набеги русской военной силой. На 1587 год приходится вспышка военной активности Крымского ханства. Летом сорокатысячная орда сжигает посад и берет острог у Крапивны. Под Тулу вышла пятиполковая оборонительная рать во главе с боярином Иваном Васильевичем Годуновым, притом передовым полком командовал блистательный Дмитрий Хворостинин. Неприятельские силы терпят поражение, теряют множество пленников и откатываются восвояси. На несколько лет юг России избавлен от гибельной опасности крымских набегов.
В начале 1590-х угроза со стороны Крыма усиливается вновь. Воинственный Казы-Гирей устремляется к Москве. И тут как нельзя кстати оказываются новые оборонительные сооружения столицы и та воинская сила, которую сумела скопить отдохнувшая страна. Крымцев отбивают. А дальше… дальше применяется стратегия, успешно «опробованная» в 1584—1586 годах: вырастает еще целый ряд русских крепостей у окраин царства. Мощными каменными кремлями и новыми каменными храмами обзаводятся Казань и Астрахань. Особенно опасались за Астрахань: она вновь могла стать объектом для нападения турок-османов, как это уже случалось при Иване IV. На волго-донской «переволоке» основывается Царицын (ныне Волгоград). Прежде в этих местах господствовали банды волжских казаков, теперь Российская держава становилась тут твердой ногой, оттесняя казачью вольницу к Дону и Яику. В первой половине — середине 1590-х, когда опасность татарских вторжений была особенно сильна, рождается обновленная крепость в Ельце, ранее неоднократно сжигавшемся степными пришельцами и к XVI веку пришедшем в упадок; появляются Кромы, Курск, Белгород, Оскол, Севск. Некоторые из них к настоящему времени стали цветущими мегаполисами…
Иначе говоря, русские всего за несколько лет получили на степном рубеже не только новый оборонительный пояс, но еще и плацдарм, с которого их теперь нельзя было выбить. Этот плацдарм позволил в будущем осваивать просторы Дикого поля, распахивать землю, селить крестьян под защитой надежных стен. Строили тогда фантастически много и быстро. Один только список новых русских городков на юге и юго-востоке страны, появившихся всего за полтора десятилетия, поражает воображение.
Но все-таки венцом русской политической мысли на южном направлении было тяжкое осознание собственной немощи. Татар опасались больше, чем всякого другого противника. В любое время крымская орда могла, при неудачном стечении обстоятельств, проникнуть в центральные области Московского царства, ударить по самой столице. И результат был бы катастрофический. Россия опять встала бы на грань выживания, как это случилось в 1571 и 1572 годах, при великих нашествиях Девлет-Гирея. Учитывая недостаток сил для открытого противоборства в поле, Борис Федорович и здесь полагается на крепостные стены. Окружив центр Москвы укреплениями Белого города, он видит недостаточность этого средства и защищает разросшиеся дальние слободы столицы новым оборонительным кольцом. Так в начале 1590-х возникает пятнадцатикилометровое кольцо Земляного вала, который в старину именовали также «Деревянным городом» и «Скородомом». Строили его действительно весьма быстро: насыпали валы по линии, примерно совпадающей с нынешним Садовым кольцом, возвели земляные стены, поставили, по разным подсчетам, от 52 до 58 башен — и всё это проделали за невероятно короткий срок.
В Сибири шел тот же самый процесс, только меньшей кровью и с меньшими расходами. Область, подчиненная московскому государю, расширялась стремительно, росла год от года. Это опять-таки происходило благодаря упорному следованию правильно выбранной стратегии «наступления городами». В 1590-х строятся Лозьва, Пелым (на месте более древнего селения), Тара, Обдорск, Нарым, Верхотурье, Сургут… Враждебные России правители пелымские и кондинские были разбиты, земли эти оказались под монаршей рукой Федора Ивановича.
