– Я себя чувствую другим человеком! Нормальным человеком. Не вспоминаю, есть ли у меня дырка на пятке, а надеваю с утра свежие носочки! Чистенькие, душистые! На два дня максимум. Вон их сколько дочь надарила – брикеты целые. А своя ноша не тянет! Чего ж себя любимого не порадовать – кати чемоданчик на колёсиках, какая сложность? Проще, чем бодягу разводить с тазиками.
– Экий ты, Сергей, барин! – с обидой сказал Виталий. – Не понимаю я тебя! Рубахи, трусы, носки. Таскаешь целые чемоданы туда-сюда! Вон у меня – две рубахи, трое носков и трое трусов! Скоренько простирнул – ап, и готово! Нет, не понимаю!
– А я тебя понимаю. И вот это – плохо. Надо быть толерантным. Но иметь своё мнение!
Виталий лежал на соседней койке, на спине, в спортивных штанах, босиком. на спине, нога на ногу, хмурился обиженно.
– Хочешь, я тебе подарю пять пар носков! Новых! – не выдержал Сергей. – Или восемь!
– Да уж мы не бедные! Если надо, купим! – отрезал без улыбки Виталий. – Нам важнее другое – ни от кого не зависеть.
Сергею было странно, что можно так расстроиться из-за каких-то носков! И так близко принимать к сердцу, в сущности, мелочь, ерунду, носки застиранные.
– Максималист во всём! – подумал он. – Старается всё делать серьёзно, правильно и основательно. Доверяет опыту и рукам. Должно быть, сложный туризм приучил. Хотя искренний, открытый и не злой человек. Отходчивый. Старается быть суровым, нарочито замкнутым, но это не его и видно сразу. Но ведь в каждом деле есть допуски и степени свободы. Он не всегда их точно соизмеряет в себе и других людях. И злится, считая, что вокруг одни лодыри, глупые стараются переложить свои проблемы на его плечи, а ему кажется, что уже и класть некуда! Не все это понимают. Поэтому Виталию проще общаться с собакой.
Так незаметно прошёл день. На ужин Сергей разогрел для Виталия в микроволновке вчерашнее мясо. Себе отварил картошки. Салат из свежих помидоров с огурцами. На сладкое итальянский пай с чаем.
Выпили водки. Совсем немного и почти молча. После чая Виталий отгадывал кроссворды, изредка пригублял коньячок из маленького серебряного стаканчика с витиеватой гравировкой:
Петру Ивановичу от друзей. 1978 год.
– Это отцу подарили, – пояснил он Сергею. – Вожу с собой как память. Амулет. У меня корни – питерские. Отец и мама закончили лесотехническую академию. Распределились в Советскую Латвию восстанавливать леса после войны. Отец на фронте пулемётчиком был. Каждый год военком вручал медали да ордена. Не успевали вручать на фронте – гнали вперёд, на Берлин. Чудом остался жив. По госпиталям належался. Потом директором большой фабрики был. Ездил на трамвае. Ничего спец… такого себе не позволял. Таких и нет, наверное, директоров теперь, чтобы в трамвае ездили.
– По-моему, на войне первым делом норовили огневые точки уничтожить, пулемётные гнёзда. Всё-таки у пехоты было больше шансов погибнуть, чем у лётчиков. Хотя я и тех и других уважаю. Сосед партизанил. Рядом пехотная граната разорвалась. Подкинуло его, на сучок нацепило со спины, повесило, как в гардеробе пальто. Сняли. Говорил – только звон в ушах, сильный. А так – ни царапинки. За всю войну! Лез под пули, а вот – миновало.
– Это уж – судьба. Кому как улыбнётся, каким боком повернётся.
– Есть Бог. Судьбы – нет, – возразил Сергей после паузы.
Улеглись с книжками почитать.
Сергей смотрел на страницу, думал:
– Кому-то, может, в радость – пять метров до кухни, десять до цеха, два метра до рабочего стола. Да, собственно, таких «точек» по Москве – пруд пруди. Вьетнамцы, китайцы – здесь работают, здесь же живут, едят, спят. И кому это может быть в радость? Инвалиду? Да и тому вряд ли. Некуда спешить. Хотя ждут дома, и время торопишь, а скорее, чем будет, оно не настанет. И спешка – во мне, внутри. В жене. Близких. Замкнутый круг, без углов, может быть формой уюта? Нет! Внутри круга могут быть свои углы.
Так думал Сергей, ещё не уставший от нового места, незатейливого быта, далеко от дома, на раскладушке, в зелёном сарайчике.
На окраине Москвы.
* * *
Спали очень спокойно. Даже Пальма. Видно, масса посторонних звуков в квартире не давала ей прежде покоя: и шум за стенкой, и музыка внизу, и собачьи разборки на помойке под окном, стук каблучков среди ночи, пьяные песни, гонки на ревущих мотоциклах.
Беспокойная жизнь, незасыпающий город.
Сергей и сам спал в квартире мало – часа по два за ночь, не высыпался катастрофически. Только в выходные дни и навёрстывал сон, бездельничал, отлёживался. Он проснулся от тишины. За ночь простучал небольшой порожний состав, но не сильно обеспокоил.
– Наверное, я сразу проснусь, если пойму, что составы больше здесь не ходят!
Негромко шумел компьютер. Свет со стороны офиса пробивался через щели у стены, там, где проходили сквозь неё трубы отопления.
Он вышел в трусах. За рабочим столом в спортивных брюках, куртке с меховой оторочкой на капюшоне, накинутой поверх майки, курил Виталий. Окно рядом было приоткрыто. Сизый и плотный сигаретный туман.
– Привет. Что случилось?
– Ничего. Выспался. А ты? – оторвался от экрана Виталий. – Чего вскочил?
– Слышу, шум, встал узнать.
– Да вот, разыскиваю бабушку. Репрессировали, вывезли в Казахстан. Мама всё время просит найти, а я никак не могу. В списках «Мемориала» нет – так вот навскидку и ищу.
– У меня дед загинул. Думали, в каменоломнях под Одессой, а оказалось, расстреляли в Днепропетровске, в тридцать восьмом, в ноябре, – сказал Сергей. – Тоже долго искал. Вроде всего полно в Интернете, а найти, сразу не удаётся.
Сергей уснул незаметно. Откуда-то издалека шуршал мелкий дождичек, словно листву перебирал неспешно, лёгкими пальцами, и успокаивал, исподволь убаюкивал, мягко клонил голову к подушке, и было сладостно подчиняться его властному снотворному воздействию.
Примчалась с прогулки мокрая Пальма, принесла холод, кислый запах псинки, стала подтискивать морду под ладонь, выклянчивать поглаживание. Пыхтела, разинув пасть от радости, поскуливала, делилась впечатлениями.
Сергей проснулся сразу. Глянул на будильник – начало восьмого. Надо вставать.
В душевой плескался Виталий. Сергею сильно хотелось в туалет.
Виталий вернулся. Развесил большое жёлтое полотенце на верёвке в ногах Сергея.
– Доброе утро, – сказал Сергей и помчался в туалет.
– У-у-угу, – как сова на дереве, протелеграфировал Виталий, приглаживая вихры массажной щёткой с толстыми деревянными зубьями, не глядя в зеркало.
Вернулся, взял полотенце, несессер, свежую сорочку взял сверху стопки. Потом сходил на кухню за тазиком.
В душевой было влажно и неуютно. Виталий после принятия душа собрал шваброй воду на полу, но не насухо, и остались мелкие мокрые полоски. Сергею это не понравилось, но другого варианта не было.
