Мы вернулись на ярмарку и у знакомого лавочника купили керосину, ветоши на факел. Затем я выстрогал крепкую палку. Захватив еще и спички, мы снова двинулись в путь. Где-то рядом шумело озеро.
Стояла гнетущая тишина, даже мне стало страшно. Но я был полон решимости и горел, как в лихорадке. В одну руку я взял кинжал, а в другую — зажженный факел.
— Каджри, возьми и ты факел.
Каджри понесла факел, а я обнял ее за талию. Это немного ее приободрило.
— Здесь должен быть водоем, дорога в подземелье проходит мимо него. Так говорил отец, — прошептала Каджри.
Мы некоторое время блуждали в зарослях кустарника, пока не нашли водоем за маленьким храмом Шивы. Развесистые тамариндовые деревья окружали его со всех сторон. С одной стороны к водоему был перекинут маленький пешеходный мостик, с другой в него спускались каменные ступени. В мерцающем свете факела мы увидели слева перед нами три двери.
— Здесь справляют праздники в честь воды утоляющей, — пояснила Каджри.
— Сам знаю, — буркнул я.
— Но ты не знаешь всего, что знал мой отец.
— О чем он еще тебе рассказывал?
— Что сюда в полнолуние приходят джины.
Я облегченно вздохнул. По небу плыл новорожденный месяц.
— А рядом с водоемом, — продолжала Каджри, — гробница махараджи. Он приходит сюда каждую ночь. Но тебя он не тронет, он же твой предок.
— Да, Каджри. Он укажет нам дорогу.
— А вон туда приходят пантеры. — Каджри факелом показала на лес.
Я заметил, как она побледнела. Я крепче обнял ее и потерся щекой об ее лоб. Она успокоилась, но со стороны водоема послышался звон ножных колокольчиков. Мы оба вздрогнули. А темнота ответила раскатистым хохотом.
— Там кто-то прячется, — шептала Каджри. — Люди говорят, что в водоеме утопилась женщина из касты гуджаров. С тех пор она не покидает этих мест. — У Каджри от страха дрожал голос.
— Не бойся. — Успокаивал я ее. — У нас есть огонь, нам никто не страшен. Дай-ка факел, а то ты его еще выронишь со страху.
Я взял из рук Каджри факел, а она обеими руками обхватила меня за шею и крепко прильнула ко мне.
Мы двинулись дальше.
Каджри пристально вглядывалась в темноту, и вдруг закричала:
— Вот она, смотри, вот эта женщина!
Я почувствовал, как от страха ее лоб покрылся испариной. Из-за колонн на нас смотрели два желтых глаза.
Каджри исступленно бормотала молитву.
Но глаза не исчезли. Они все приближались и… вдруг из-за колонны бросилась прочь одичавшая кошка.
— Вот оно что, — облегченно вздохнула Каджри, — убежала, ну и слава богу.
Я начал спускаться по ступенькам, в конце которых поблескивала вода. И снова кто-то пронзительно закричал, будто заплакал ребенок. А потом взмыла вверх огромная птица, ее могучие крылья с шумом рассекали воздух. Затем неожиданно она ринулась вниз, казалось, прямо на нас. Каджри испуганно взвизгнула. Но птица пронеслась мимо и тут же исчезла.
Мы двинулись дальше. Каджри так крепко прижималась ко мне, что я чувствовал биение ее сердца. Из леса слышалось рычание диких зверей, вышедших на ночную охоту, из деревни им отвечали лаем собаки. Я заглянул в испуганные глаза Каджри. Надо было приободрить ее.
— Меня пугает неизвестность, — шептала она. — Когда знаешь, что тебя ждет, не так страшно.
— Каджри, твой отец был храбр как лев, неужели ты, его дочь, недостойна его?
В это время послышался далекий рев пантеры. Каджри совсем смешалась от страха.
— Она далеко, — успокаивал ее я. — Пришла напиться к озеру, зверюга. Она далеко.
Мой отец погиб в схватке с пантерами. Я ненавидел и презирал этих зверей. Как мне хотелось отомстить им за отца! У меня сильно забилось сердце, и я решительно двинулся дальше. Каджри тоже немного приободрилась. Вскоре мы подошли к маленькой двери, еле проглядывавшей в темноте. Я приподнял факел. Дверь вела в комнату, сплошь затянутую паутиной. Оттуда тянуло сырым спертым воздухом. Я осторожно протиснулся в дверь. Каджри я нес на себе, и если бы нас кто-нибудь увидел, то подумал бы, что движется какое-то четвероногое чудовище. Но странное дело: чем больше боялась Каджри, тем мужественнее и увереннее становился я. Она была слабой женщиной, и я любил ее. Я понял, что только она удерживает меня здесь; не будь ее, я бы давно сбежал.
Мы вошли в комнату, и над нами закружилась стая летучих мышей. Они пронеслись над нами и, покружив, стремглав бросились прочь, наружу.
— Душно, — пожаловалась Каджри.
Мы прошли следующее помещение, пол которого был выложен ровной плиткой. Каджри сказала:
— Пошли назад, здесь одна дверь, дальше хода нет.
Но я не двинулся с места, только поднял факел повыше. В его свете я увидел лестницу, ведущую вниз.
— Каджри! — взволнованно произнес я. — Видишь?
— Ну, лестница!
— Давай спустимся.
— Нет, нет, назад, на свежий воздух. Ну зачем тебе быть раджой, Сукхрам, и натам неплохо живется.
— Замолчи! Со мной дух моих предков, и ты тоже со мной.
— Но я всего лишь натни, твои предки разгневаются на меня. Ты же тхакур.
— Разве ты не слышала, что воды Ганга, лучи солнца и женщины не имеют роду и племени. Они принадлежат всем и равны перед всеми. Для тхакура между землей и женщиной нет разницы.
Мы начали спускаться. Ступеньки становились все уже и уже. Каджри шла за мной. Наконец последняя ступенька — и лестница уперлась в широкую площадку. В этот момент Каджри испуганно вскрикнула. Икая от страха, она вцепилась в меня обеими руками. Я поднял факел еще выше и вздрогнул: передо мной качался скелет.
— Кто это? — вырвалось у меня.
Скелет хранил молчание, но звук человеческого голоса ободрил Каджри. Я поднес факел поближе. Скелет болтался на веревке, закрепленной у дверной рамы. Я повернулся к Каджри.
— Не бойся, это только скелет, а не злой дух. — Я взмахнул кинжалом; кости с глухим стуком посыпались на пол, а кинжал ушел в пустоту. Скелет висел здесь, наверное, с далеких времен.
— Куда нас занесло! — захныкала Каджри. — Даже отец ничего не говорил об этой лестнице.
Я обрадовался, услышав эти слова, обнял ее рукой, держащей кинжал, и поцеловал в губы. Каджри заулыбалась.
— Каджри! Твой отец, значит, не дошел до сокровищницы? Ну ничего. Зато мы на правильном пути.
— Да. Но вход в сокровищницу сторожит страшный джин. Что будем делать, если он потребует от нас жертвы?
— Я пожертвую собой, Каджри. Если мои предки хотят моей крови, я готов отдать ее!
— Ну и придумал! Ты пожертвуешь собой, а я умру от страха. Нет, я отдам себя в жертву, тогда ты станешь раджой, и для меня не будет лучшей награды!
