Когда я проснулся, боль в ноге почти прошла.
— Когда ты его поднял и завертел над головой, — сказала Каджри, — я даже испугалась! Отец небесный! У всех глаза на лоб полезли. Этот Мангу здорово всем надоел, прямо в зубах навяз. Ты же знаешь, они открыли притон за деревней. А Мангу доставляет выручку начальнику полиции и потому чувствует себя как у бога за пазухой.
— Я с ним до конца рассчитаюсь!
— Ох, боюсь!
— Чего?
— Он же настоящий убийца, Сукхрам.
— Ну что ж, вот я его и прикончу.
— Разве ты можешь кого-нибудь убить? — рассмеялась Каджри.
— А вот я пущу тебе кровь, распутница! — я хлопнул ее ладонью по спине.
На глазах у Каджри показались слезы. Наверное, я сгоряча сильно ее ударил.
Каджри вытащила из-за пояса кинжал.
— Ну-ка, бери свой кинжал, я тебе покажу, на что я способна!.
— Женщина, если мне и придется поднять на тебя нож, я не стану бояться за свою жизнь!
— Ты в этом уверен? А ну, берегись!
Каджри метнула кинжал. Я подпрыгнул и еле успел увернуться. Кинжал был послан сильной и точной рукой. Попади он в меня, я бы не досчитался ребра.
— Ну что, понял? — торжествующе произнесла Каджри. — Я вижу, что и мужчины умеют прыгать не хуже обезьян!
Я схватил ее и поднял, как Мангу, высоко над головой.
— О, великий боже! — запричитала Каджри. — Пощади и помилуй! Сукхрам, пусти меня, и я припаду к твоим ногам. Заклинаю тебя! Сжалься! Я — твоя покорная раба!
Я поставил ее на землю.
— У, буйвол! Силища-то какая!
— Опять язык распускаешь?
— У тебя руки крепкие, ты их и пускаешь в ход, а у меня оружие — мой язык!
Я опять рассмеялся. Каджри заулыбалась.
— Смотри, Мангу подкараулит тебя ночью.
— Я разорву его на части.
— А если он в темноте всадит в тебя кинжал?
— Я тоже не с пирожными в руках хожу.
— Припадаю к твоим ногам, но молю, выслушай меня.
— Ладно, говори.
Она прошептала:
— Упрячь его в тюрьму. Он уже два раза сидел. Стоит написать полицейским, и он будет за решеткой.
— Нет, Каджри, я на это не пойду.
— Так я пойду! К ногам твоей Пьяри паду ради тебя. Она заставит Рустамхана упрятать его покрепче.
Мне показалось, что я схожу с ума, я не верил своим ушам. Я поднял Каджри на руки и спросил, глядя ей прямо в глаза:
— Каджри! Неужели ты так любишь меня?
— Я тебе дело говорю, а ты лепечешь, как ребенок. Говорю тебе, надо донести обо всем в участок.
— Нет, Каджри. Мангу из нашего племени. Кто из нас не ошибается? Ну, подрались мы малость, это обычное мужское развлечение. Теперь все улажено. Я к нему вражды не питаю. А Мангу надо просто женить, женщину ему надо.
Неожиданно он сам показался на пороге. Он стоял за дверью и все слышал. В руках у него поблескивал кинжал. Он отбросил его и упал к моим ногам.
Я прижал его к груди.
— Мангу! — сказал я. — Мы с тобой достаточно сильны. Но в драках только зря растрачиваем свою силу.
Каджри застыла от изумления. У входа уже толпились другие наты. Кто-то недоверчиво спросил:
— Мангу просил у тебя прощения?
Я вышел из шатра.
— А что, он шел меня убить?
— Ну да, он шел рассчитаться с тобой.
— Слышишь, Каджри? Мангу настоящий мужчина! Он поступил честно.
Наты молча стояли вокруг.
— Мангу — мой друг, — обратился я к ним, вновь пожимая ему руку. — Между нами нет вражды.
— Я пришел рассчитаться с ним, но Сукхрам великодушен, как лев. Его слов мне никогда не забыть. Сукхрам — настоящий мужчина, — сказал Мангу.
Наты разошлись, вместе с ними ушел и Мангу. Остались только мы с Каджри. Я вошел в шатер и лег на кровать. Каджри взяла кувшин и отправилась за водой. Она вернулась веселая, с водой и перепелом в руке.
12
Сукхрам продолжал:
— Утром я собрал все необходимое для представления и вместе с Каджри и двумя парнями из табора отправился на ярмарку в соседнюю деревню.
Публика осталась нами довольна, но окончательно покорили наших зрителей танцы Каджри. Когда она пошла по кругу, покачивая бедрами и животом, зрители млели от восхищения. К бурному восторгу мужчин Каджри исполнила танцы женщин из касты джатов.
— Что выделывает, а? — презрительно бросила какая-то джатни, притворно-стыдливо закрывая лицо концом платка. — Ишь, тварь продажная!
— А ты шлюха! — отпарировала Каджри и добавила такое, от чего женщины покраснели, а мужчины загоготали. Деревенские щеголи манили Каджри, показывая ей деньги. Наконец она подошла к ним и, протянув руки, запела. Это была такая песня, что смутились даже эти молодчики. А Каджри преспокойно взяла у них деньги и принесла их мне.
После представления мы отправились бродить по ярмарке. Потом ели круглые сдобные булочки и пирожки с горохом.
— Я хочу нукти, — сказала Каджри.
Мы поели и нукти — сладкие шарики из муки, жаренные на чистом топленом масле. Каджри была счастлива.
— Сколько мы заработали? — спросила она меня шепотом.
— Четырнадцать рупий, Каджри.
— Это Всевышний услышал мои молитвы.
— Пошли, купим тебе обновку.
— Только ты сам выбери, ладно?
— Нет уж, выбирай себе по вкусу.
Я дал своим помощникам по рупии на еду. Они собрали наше имущество и пошли в табор, а мы с Каджри отправились в лавку.
— Эй, бохра[40], — позвал я торговца, — покажи нам хороший передник.
Торговец пригласил нас в лавку и выложил перед нами все, что имелось: зеленый, желтый и черный передники.
Мы взяли желтый. Потом купили ситцевую юбку и шелковую кофту.
Наступил вечер. Ярмарка закрылась. Мы пересекли деревенскую площадь и пошли к табору. Неожиданно перед нами предстала, будто выросла из-под земли, старая крепость. Мы остановились как вкопанные и не могли отвести от нее глаз. В лучах заходящего солнца крепость, казалось, была совсем близко.
— Каджри! — прошептал я. — Каджри! Идем!
И в надвигавшихся сумерках мы пустились в путь. Крепость была полуразрушена, местами недостроена. Ее никто никогда не укреплял и не пытался достроить. Мы с Каджри прокрались через сад и оказались в густом кустарнике. Дороги не было видно, а мы не захватили огня.
