Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
волны офранцуживания, которая может из Брюсселя захлестнуть фламандскоязычную округу.
Эта проблема бытует с некоторых пор под именем БХВ — сокращение от «Брюссель-Халле-Вилворде». Халле и Вилвор-де — два фламандских города, расположенные вблизи — рукой подать — от Брюсселя. Вместе с Брюсселем и еще тридцатью тремя общинами, включая упомянутые шесть с привилегиями, эти города образуют особый административный округ внутри провинции Фламандский Брабант. Частично этот округ является двуязычным (в Брюсселе), а частично — нидерландскоязычным. Чтобы без нужды не упрощать ситуацию, скажем следующее: в нидерландскоязычном районе есть и другие общины с привилегиями — шесть, в которых имеются проблемы, плюс одна беспроблемная, Бевер. В официально признанных нидерландскоязычными общинах óкруга, таких как Оверэйсе, Берсел или Гримберген, живет кроме больших групп франкофонов много богатых экспатриантов. В подобных общинах обе эти группы не обладают какими-либо языковыми привилегиями.
Вернемся к шести упомянутым общинам с привилегиями. Напомню, что все они граничат с двуязычным Брюсселем.
В течение десятилетий богатые франкоязычные обитатели вилл оказывали сильное социальное давление на простых сельчан. В трех общинах (Крайнем, Линкебек, Везембек-Оппем) из-за притока переселенцев из Брюсселя образовалось франкоязычное большинство, составляющее более 70, если не 80% бельгийских жителей. В двух других (Дрогенбос, Веммел) ситуация с языком более сбалансирована. Дрогенбос отличается от остальных, потому что его офранцуживание происходит не за счет состоятельных бюргеров, а из-за притока валлонских рабочих. В Синт-Генезиус-Роде фламандцы долго были в большинстве, но в результате выборов 1994 года в совет общины франкофоны вернули его себе. Они составляют примерно 2/3 всех жителей Бельгии.
Трудно согласиться с тем, что большинство обладает правами меньшинства, особенно если ты франкофон и/или у тебя много денег. Никому не хочется терять выгоды своего былого превосходства. Иммигранты и их дети не понимают, что им нужно просто-напросто оставить брюссельским франкофонам их права. Брюссель рядом, у них там работа, школа, магазин. Когда фламандцы говорят: «Мы больше не позволим себя третировать», франкофоны воспринимают это как посягательство на свою свободу, называют фламандское правосознание «правом почвы» и сравнивают его с тевтонским, запятнавшим себя в годы нацизма насаждением принципа «Кровь и почва»[31]. При этом они забывают, что во Франции это право действует в полной мере.
В этих общинах Брюссельского региона (не во всех: в старом промышленном Дрогенбосе, например, мир и равновесие интересов сохраняют двуязычные патриархальные бургомистры) фламандское понимание привилегий прямо противоположно валлонскому. Фламандцы считают, что привилегии означают закрепленную законом дружественность. Люди, говорящие на другом языке, переселяются жить в наши деревни. Мы немного поможем им, чтобы со временем они адаптировались к новым условиям. Привилегии — это временная, переходная система. Франкофоны, со своей стороны, считают, что привилегии дают человеку право беспрепятственно и всюду говорить на своем языке, что это право должно оставаться неприкосновенным и даже быть расширено. Они требуют привилегий для большего количества общин, в большем формате и навсегда. Они требуют таких же прав для франкофонов в Брюссельском регионе, какие имеют фламандцы в самом Брюсселе. Они считают, что проявляют уступчивость, потому что в общинах Брюссельского региона, которые официально причислены к нидерландскоязычным, процент франкофонов бывает порой выше, чем процент фламандцев в Брюсселе. То есть привилегии — это постоянное право, закрепленное теперь и в государственной реформе.
Обе интерпретации хромают.
Фламандцы игнорируют реальность. Франкофонам не нужно адаптироваться, вот и всё. С какой стати? Соседство Брюсселя обеспечивает им возможность сохранять свой язык, здесь у них свои клубы, объединения; их привилегии, так сказать, забетонированы; они получают поддержку от быстрорастущей группы состоятельных переселенцев из-за рубежа, которым слишком хорошо живется, чтобы еще учить нидерландский, и поэтому фламандцы охотно усваивают непонимание франкофонов и пренебрежение к ним. Кроме того, в законе нигде не прописано, что привилегии — временная мера.
Со своей стороны, франкофоны думают и говорят, что выступают за свободу, тогда как сами не признают свободу других. За два столетия офранцуженный Брюссель стал олицетворением грубой силы, лишения средств к существованию, безграничного пренебрежения к языку маленького человека. И это столица двуязычного государства! Фламандское меньшинство здесь особо опекается, в качестве компенсации за особую опеку, предоставляемую франкоязычному меньшинству в масштабах страны. Фламандцам, живущим на окраинах, это известно, и они никогда не предоставят франкофонам такие же права, какими пользуются фламандцы Брюсселя.
С 2002 года данная проблема стала щекотливой. В этом году правительство провело реформу избирательных округов. Раньше они имели с провинциями (административными округами) общие границы. Теперь они должны были совпадать с провинциями, кроме выборов в сенат и Европарламент, когда голосование проводилось в едином нидерландскоязычном и едином франкоязычном округах.
В БХВ эти округа перекрывали друг друга, и в этом была загвоздка. Кроме того, в Халле-Вилворде, то есть как бы на территории Фландрии, в выборах в сенат и Европарламент могли участвовать как валлоны, так и франкофоны, тогда как нидерландскоязычные избиратели не имели права голосовать на валлонской территории. К этому добавилось еще одно обстоятельство. Для федеральных выборов в наш парламент действовали две различные выборные схемы — одна для граждан Фламандского Брабанта, где голосовать нужно было по старым округам, и одна для граждан остальной части страны, где голосовали согласно новому территориальному делению. Кроме того, на выборах во всей стране был введен пятипроцентный проходной барьер. Но в БХВ и примыкающих к нему округах он касался отдельно результатов голосования по франкоязычным и отдельно по нидерландскоязычным спискам, и это отличалось от порядка, предусмотренного по всей стране. Неудивительно, что через год Конституционный суд комплексным постановлением объемом в сорок страниц отправил всю эту систему в мусорную корзину. Суд, однако, оставил в силе Закон о выборах 2002 года. В течение четырех лет в него следовало внести необходимые изменения. Ни они так и не были внесены, и в 2010 году, через семь лет после конституционного запрета, Бельгия как ни в чем ни бывало вновь организовала выборы. БХВ так или иначе должен расколоться, и никто до сих пор не нашел удовлетворительного решения этой проблемы. На мой взгляд, во всех городах и селах нужно развесить большие объявления следующего содержания:
СРОЧНО! БХВ ТРЕБУЕТСЯ ПОМОЩЬ!
Вознаграждение: 1 миллион евро!!!!!!!!!!
Обращаться по адресу: Брюссель, Королевский дворец. Спросить Альберта[32].
Дома мы выписывали кроме прочего «Либр Бельжик», эту добропорядочную, ультраконсервативную, католическую, роялистскую газету, наследницу патриотического листка времен Первой мировой войны. У нее были тысячи фламандских подписчиков. Эту газету читали франкоязычные фламандцы из хороших домов (разве были другие?) Гента, Брюгге и Антверпена, не говоря уже обо всех тех, кто, как мы, не говорили по-французски. Впрочем, ей я обязан умением
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
