class="p1">— Ну, почему зло. Я просто старался, чтобы люди могли прийти и проститься, чтобы был порядок, чтобы не было Ходынки. Я хотел, чтобы гроб стоял на сцене, на подмостках, на которых Володя играл… Это такая театральная традиция. Вот и всё.
— Володарский приносил вам пьесу о Высоцком?
— Да, но она мне очень не понравилась. Мы сами сделали Высоцкому прекрасный, на мой взгляд, спектакль, где, по-моему, есть эффект его присутствия. Я твёрдо верил в идею: идёт «Гамлет», а сам Гамлет мёртв. Эта идея верная. Были предложения сделать это на фоне «Пугачёва», но я этого не хотел. И считаю, что правильно сделал. Было очень трудно сделать этот спектакль, но это другой вопрос. Нам не давали сделать так, как мы хотели…
— А когда спектакль «Владимир Высоцкий» увидят зарубежные зрители?
— Мы должны были везти этот спектакль в Америку, но у них не хватает денег, о чём я сожалею, потому что в США большая русская эмиграция, и, конечно, зрители были бы. Может быть, этот спектакль поедет в Израиль.
— И последний вопрос: любимая песня Любимова?
— Я не могу назвать одну… Целый ряд песен… Я очень люблю «Охоту на волков», Райские яблоки», «Баньку», люблю его последние стихи. Владимир очень обижался, когда видел снисходительное отношение наших поэтов. Я видел, что это его ранит, такое снисходительное похлопывание по плечу.
Считаю, что Владимир — поэт замечательный, чрезвычайно важный для России.
24 марта 1989 г.
Я умру, говорят — мы когда-то всегда умираем
Давид Львович Боровский
Я познакомился с Владимиром осенью 1967 года. В кабинете Любимова показывал макет спектакля «Живой», один из вариантов. Вошёл Владимир — и Юрий Петрович нас познакомил. Мне запомнился его живой интерес к новой работе театра, юмор и открытость.
До этой встречи видел его в спектаклях, слушал песни. Потом мы виделись на репетициях спектакля «Живой». Владимир начинал репетировать одну из главных ролей — Мотякова, крутого такого начальника.
Позже слушал его и в концертах, и из-за кулис. На сцене театра Владимир был только актёр, актёр говорил чужие слова, играл чужой характер. А на концертах это был совершенно другой человек: поэт и певец — автор. Его песни — это особый род сочинений, причём театральных сочинений.
У Владимира были определённые проблемы с авторскими концертами, не всегда удавалось легализовать его выступления. Поэтому в 1975–76 годах в театре началась работа над спектаклем на материале его сочинений. В этом спектакле Владимир выступал бы как автор и исполнитель своих песен.
Декорация Боровского к не состоявшемуся спектаклю по песням Высоцкого.
Фото А. Стернина
Мы начали репетировать, репетировали в выходные дни, работали на энтузиазме постановочных цехов. Репетировали втроём: Владимир, Любимов и я, иногда репетировали Высоцкий и Любимов. Идея конструктивного решении спектакля была такой: казённый дом и дальняя дорога.
Ведь у Владимира огромное количество персонажей — как бы случайных попутчиков, колесящих по дорогам России. А в дороге люди часто бывают откровенными. Мы хотели использовать способность Владимира перевоплощаться в бесконечных своих персонажей. А ещё этот мотив — дороги и постоянное движение — давал возможность создавать ритм и внутренний, и визуальный.
Макет представлял собой двухэтажные качающиеся нары или полки вагона. Были сделаны декорации, они передали ритм движения, ритм дороги. Владимир считал, что, если удастся сделать этот спектакль, то всё его творчество получит «право гражданства».
Всё это мы делали в 1975–76 годах. Почему спектакль остался только замыслом? Точно я не могу сказать — или Владимир перегорел, или Любимов остыл… Я пробовал вернуться к этому замыслу в первом варианте макета спектакля «Владимир Высоцкий».
Работа над «Гамлетом». Это была идея Владимира, он долго её вынашивал, вовлекал главного режиссёра. На Таганке ничего быстро не делалось: один спектакль легче, другой труднее, но все в работе. «Гамлет» рождался естественно и трудно…
Сложность положения Владимира в театре заключалась в том, что он вырастал в огромную величину, а оставался членом труппы. В театре — репертуар, дисциплина, и у многих актёров жизнь — это только театр. А у Владимира жизнь вне театра тоже была, и жизнь значительная и интересная. Ему нужна была свобода как человеку и как вольному художнику. А дисциплина мешала, но и спасала его. Роль Гамлета не только стала для него театральной судьбой, она продлила ему жизнь…
Не все в театре понимали величину Владимира: близость всегда мешает осознанию истинных пропорций. А ещё этому пониманию мешало то, что актёров объединяют подмостки, а там свои амбиции и самолюбие. Мне было проще, я был не артист. Отношение в театре к Владимиру было и с любовью, и с ревностью, и со всем тем, что таит в себе театр.
А ещё конфликтность была в том, что Высоцкого любил Любимов. Юрий Петрович прощал Владимиру те слабости, которые другим он никогда не прощал.
Тень кризиса появилась над нами после счастливых десяти лет. Наверное, это свойственно любому театру, трудно выдержать испытание славой. Этому испытанию подвергался и театр, и Высоцкий. К тому времени многие уже состоялись как артисты, как личности и как художники. Театр испытывал ряд критических моментов, но успешно их преодолевал.
А я пришёл на Таганку на третьем году жизни театра и стал узнавать эту жизнь изнутри. Была атмосфера взаимной влюблённости — актёров в режиссёра и режиссёра в актёров. Была искренность и честность позиции: непозволительно играть на технике, всегда — на полной отдаче! Нерв, совесть и доброта были в интонациях Таганки. Театр старался «глаголом жечь сердца людей». Театр был — сейчас об этом уже можно говорить — явлением страстным!
Спектакль «Владимир Высоцкий» — это было право театра и долг товарищей. Это была дань признательности Владимиру. И тогда каждый переоценил своё прошлое и свою жизнь в театре. Это
