Бежал ночью со всеми чадами и домочадцами, «позабыв» о Дамбии — дело было глухой полночью, когда юноша, умаявшись за день, видел десятый сон. Если бы в семье богача не называли Дамбия родственником (ведь близким не платят за работу!), предательство хозяина не так поразило бы его. На смену отчаянию пришла ярость. Парень поджег старенькую покосившуюся юрту и вдруг услышал жалобное блеянье — в юрте ночевал ягненок, а Дамбий его и не заметил! Он выхватил ягненка из пламени, прижал к груди этот опаленный трепещущий комок жизни и побрел в сторону реки Намалзах-Гол, вдоль которой, он знал, были посевы. В пути заходил он в аилы, выпрашивал молоко и кормил малыша. Ночевал в степи под открытым небом. У реки он появился в самый разгар полевых работ. Дамбий надеялся получить работу, но таких охотников, как он, было тут предостаточно. Не нашлось ему ни работы, ни пристанища. Он сделал было попытку собирать оставшиеся после уборки колосья, но его тут же обозвали ворюгой, и он отступился. Отощал он вконец, и ягненок его стал совсем заморышем, когда над Дамбием сжалилась одна старуха. Она посоветовала ему терпеливо дождаться, когда жнецы совсем оставят поля, и тогда уже собрать потери. «Только, сынок, терпение нужно большое, зернышко по зернышку, авось и наберешь кучку». Она взялась присматривать за ягненком, кормить его мучной болтушкой, пока Дамбий будет по полям бродить. Какой же это был каторжный труд! Дамбий ползал по земле на коленях, каждую пядь земли чуть ли не сквозь пальцы просеивал, чтобы не пропустить ни зернышка. Все тело у него ныло, на коленях появились волдыри и мозоли. В ту осень у бедных мышей-полевок да птиц был грозный конкурент, ухитрившийся лишить их зимних запасов. Десять котлов зерна насобирал Дамбий — с этаким добром можно было начинать жизнь сызнова. Правда, до весны было далеко, предстояло еще пережить долгую и суровую зиму. И он пережил — нанялся батраком, выполнял самую черную и трудоемкую работу. Своего ягненка кормил уже травой, не ленился добывать ему из-под снега корешки дикого лука и чеснока. К весне ягненок стал взрослым, и хозяева отказали Дамбию от места: «Твой баран — ублюдок, — заявили они напрямик, — глянь, какой у него хвост, вроде собачьего, он нам всю отару перепортит. Холости его либо убирайся вон!» Превращать доброго барана в валуха Дамбий отказался наотрез. Он, мол, пригодится ему для собственной отары. Хозяева смеялись до слез: «У тебя нет даже самой захудалой овечки, а ты туда же — отара!»
Забрал юноша своего барана и пошел в другой аил. Но и там его постигла неудача — никто не хотел брать на работу батрака с таким бараном.
Время шло к посевной, большую часть зерна Дамбию пришлось извести на еду. Из оставшихся трех котлов два он продал и купил взамен двух ягнят, будущих маток. Так он стал обладателем небольшого стада. А когда пришла пора пахоты, погнал свою маленькую отару в долину реки Намалзах-Гол. Там, у подножия холма, соорудил себе подобие шалаша и твердо решил обзавестись клочком пашни. Для этого ему пришлось поднимать целину, а как ее поднимешь голыми руками? Он просил людей одолжить ему кирку и лопату, но почти всегда натыкался на отказ — инструмент был здесь дорог, а он мог его притупить или сломать. Когда ему везло и в руках оказывалась лопата — мир не без добрых людей, — он работал, не разгибая спины, стараясь сделать как можно больше, покуда у него не отбирали орудие. Чаще же он ковырял землю гвоздем или плоским камнем. Видя, как он припадает к земле, многие считали, что парень спятил. Действительно, «аил» его производил странное впечатление — маленькое жалкое стадо, худой навес из веток, жалкий исковерканный клочок земли. Еще случались заморозки, а Дамбий ходил босиком, не чувствуя холода. Глаза его сердито сверкали из-под густых, вечно нахмуренных бровей.
Но как бы там ни было, а посеял Дамбий свой котел зерна, и земля отблагодарила его сторицей за каторжный труд — урожай на поло юноши выдался невиданный для здешних мест. Один из хлеборобов, порадовавшись за Дамбия, дал ему любопытный совет:
— Ты, сынок, напоминаешь мне меня самого в молодости. Приметил я, что руки твои никакой работы не боятся. Сделай вот что — попробуй на другой год посеять вот этакий ячменек. — С этими словами арат показал Дамбию ячменный колос с шестью усиками на макушке. — Приходилось тебе встречать такой? — Юноша только удивился: колосьев с шестью усиками ему до сих пор не встречалось.
— Уберут люди зерно, ты не поленись, прочеши как следует жнивье. Встретишь такой колосок, пусть даже с одним уцелевшим зерном, подбери: на другой год вырастет из него колос с семьюдесятью одним зерном. На большой сбор не рассчитывай, а только те зерна, что соберешь, с другими не смешивай, и на следующую весну посей отдельно.
Вдоль и поперек пропахал Дамбий на коленях поля после уборки урожая. Колючая стерня резала ему руки и ноги, но он упрямо искал необычные колоски. Миска зерна высокоурожайного злака была ему бесценной наградой.
Поздней осенью юноше удалось обзавестись плохонькой юртой. А там и овцы принесли приплод. Оказалось, что баран, от которого открещивались здешние владельцы отар, был высокопородным чамаром[4].
На следующий год уродился у Дамбия отменный ячмень, и впервые он вздохнул свободно. Благосостояние, которого он постепенно достиг, досталось ему тяжелым трудом, и ни на минуту Дамбий не забывал об этом. Женитьба, рождение дочери, борьба за сохранение стада в трудные зимы — вот вехи, которыми был отмечен дальнейший жизненный путь Дамбия. Чтобы не допустить падежа, в дождь и в стужу, в метель и в жару не знала покоя его душа, и чем труднее ему приходилось, тем прочнее прикипало его сердце к нажитому добру. Казалось — отдай он свой скот в общественное стадо объединения, вся жизнь его пойдет прахом, ибо лишится Дамбий всего, чего он достиг за долгие годы не прекращающейся ни на день упорнейшей и суровой борьбы за существование. А внести свое зерно в общий котел? Семена у него отборные, одно к одному, и каждое взращено на земле, политой его соленым потом.
От невеселых размышлений, нагнавших на лоб Дамбия целую стаю морщин, его отвлек заливистый лай собак. Кто-то приехал. Дамбий поднялся с постели и посмотрел в приоткрытую дверь — у юрты соседа спешивался всадник.
Привязав коня, Магнай вошел в отчий дом. Однако Лувсанпэрэнлэй встретил сына без особого восторга — на приветствие ответил нехотя и тут же язвительно спросил:
— Как дела в объединении? Все еще принимают туда
