через два часа с необходимыми вещами. Что такого необходимого я должна взять на два дня? Я ведь без понятия, что берут девушки с собой, когда собираются ночевать у парней. Только вот Алексенд уже не парень. Он взрослый мужчина, определённо знающий чего хочет. А чего он хочет, оборотень ясно дал понять.
Удобно... Прикрыл мною свои потребности. И на фирме поработаю, и в его доме. А там фантазия оборотня обещает быть безграничной.
Впрочем, пока что это только моя фантазия, не видит берега. И только через два часа я узнаю каменистый этот берег, с кучей мусора или же с белоснежным шёлковым песком.
Подхожу к шкафу, но оборачиваюсь и смотрю на Юльку. Поначалу она таращится в телефон, но, словно почувствовав мой взгляд, сразу же смотрит в мою сторону.
— Ты чего такая пришибленная? Рассказывай давай. Когда выходишь на смену?
— Вот прямо сегодня.
— Тогда что ты делаешь дома?
— Вещи собираю.
— По-моему, Кать, ты стоишь столбом и хочешь что-то мне сказать.
— Да не хочу я ничего сказать, тебе показалось, — достаю рюкзак и закидываю туда вещи, совершенно не обращая внимания, что именно закидываю.
— А вещи-то мои тебе зачем?
— Твои? Ой, прости, — совсем рассеянная с предстоящей отработкой аванса. Ну не все же так плохо? Да, он оборотень. Опустим формальности, что богат и хорош собой. Да, я боюсь оборотней, но Александр ничего плохого мне не сделал. Ну, это пока. А что там дома будет, хрен его разбери.
Я ничего не умею, любовница из меня как из Юльки кулинар. Откусил. Отравился. Сдох.
Пойти помыться, что ли, да ноги побрить? Да, точно.
— А ты куда и зачем тебе на работу комплект нижнего белья? — девчонка стоит за моей спиной и, судя по вопросу, спрашивает с набитым ртом. Оборачиваюсь, та сверху вниз смотрит на меня, кроша на мою же голову крошки от торта.
— Я еду к Александру домой… работать, — добавляю я, на что Юлька давится куском, крошки еще больше покрывают мою голову. Приходится подняться, забрать кусок и хлопнуть со всей силы по спине этой сладкоежке, которая жрет и не толстеет. Ведьма.
— Ты что?
— Да, да, я проведу выходные у него дома. Я буду там работать.
— Теперь это так называется?
— Ну, хорошо, не работать, а отрабатывать.
— Мать, ты меня пугаешь. Что отрабатывать-то? Хук справа или слева? — и она еще подтрунивает надо мной, зная, что я заранее опозорюсь в этом плане.
— Видимо, и справа, и слева, и снизу, и сверху, и под ним, и на нем и что там еще бывает?
— Понятно, — бросает чопорно и открывает другую дверцу шкафа. Достает оттуда сумку, а из сумки серебристую упаковку. А в упаковке что? Смерть Кощея? — На! — протягивает, а я хватаю и смотрю, но уже на нее в недоумении.
— Это что?
— Как это что? Незалетайка!
— В каком смысле незалетайка?
— В прямом, бестолочь! Пачка презервативов это!
— Пачка?
— Ну да, ты права, — снова зарываться в шкаф. Несколько секунд копошится что-то бурча себе под нос, — Ну где же она… а, вот! Пачки будет маловато! На упаковку!
— Мне это не надо, — протягиваю ей обратно. Откуда у нее столько? А главное, зачем? Хотя, похоже, она права, но такие штуки должны быть у Алекса. Ведь должны?
— Как не надо? Надо, я тебе слово даю, надо! Ты же не хочешь залететь? Рано еще!
— А если он не захочет с резинкой?
— А ты в темноте возьми и натяни ему!
— Как это?
— Ну вот так!
Хватает пачку, разрывает ее в секунду длиннющими ногтями, берет банан и…
На банане уже салатовый презерватив. Испанский стыд, мама родная. Такого унижения даже банан не ожидал.
— Если что презик флюоресцентный.
— И что это значит? Сертифицирован, качество норм?
— Он светится в темноте!
— Епона мать! Так скажи мне, Юля, какого черта мы платим за электроэнергию, когда у тебя полный шкаф светящихся гондонов? Может у него еще есть встроенный вайфай?
— Вайфай то тебе зачем?
— А тебе зачем столько резинок? Сто штук, Юля!
— Сто двенадцать, если быть точнее. Коробка и упаковка. Ну не смотри на меня так! Я их купила себе на выходные.
— Ну что ты с ними делать собиралась? Да еще и со светящимися? Ночью надуть и марсианам привет передавать?
— Вообще-то, они не все светятся. Здесь и ребристые, и с ароматом клубники и с дыней.
— Их еще и есть можно?
— Мм-м-м нет, Кать, не можно. Используй только по назначению. Сашка разберется, не волнуйся! Ты потом поймешь, зачем так много.
— Хочешь сказать, что оборотни столько это делают за раз?
— Ну не за раз, ты что, но за выходные легко. Оборотни очень любвеобильные и странные. И не все такие ужасные.
— Сказала девушка, которая создает духи, от которых все оборотни нос воротят.
— Ладно, ладно, за выходные и майские праздники легко.
— Майские уже прошли, Юль! Ты меня не успокоила. Я теперь волнуюсь еще сильнее. Ты что за подруга такая? Нет чтобы наставления дать, а ты в меня презервативами тычешь. Да и вообще, если все дойдет до секса, — а оно точно дойдет, ведь Александр Михайлович был очень убедителен, — Я думаю, у него есть эти чехлы ребристые, светящиеся и с ароматом летних грядок.
— Не надо рассчитывать на мужчину. На себя рассчитывай. А если ты залетишь? Прикинь, ему будет пофиг, заставит аборт сделать. А ты не захочешь, чувства там материнские проснутся и все такое. Мало потрясений в жизни было? Не думаю, что дурка по тебе скучает. А вот ты по ней?
— А если он надеть не захочет?
— Если ты научишься одному приему, то захочет. Вот берешь резинку, кладешь ее себе в рот и…
— Оставь уже в покое этот несчастный банан! — я в шоке, а эта стоит и ржет! — Я хотела его съесть вообще-то! И я не стану делать то что ты говоришь. Фу, Юля!
— Катя, Фас! На презики, поблагодаришь потом, — кидает мне и в рюкзак и отвлекается на приходящее смс. Глядя в экран, подозрительно хихикает. — Семё-ё-ё-ён.
— Ну конечно, — улыбаюсь ей. Давно не видела ее
