юности. Разве что у одного золотая коса до талии и зеленые глаза, у другого короткая стрижка и голубые глаза.
Чуть в стороне от парней я увидела мальчика лет десяти-двенадцати, бледного и худощавого, с голубыми глазами и вьющимися черными волосами. Взгляд у него был растерянный.
— Портрет старый, ему почти пять лет. За эти годы родилась ещё девочка. Лориан назвал её в твою честь — Лилит Алианора Креасс.
Среди дворян считается хорошим тоном давать детям вторым именем имя мертвого родственника, мол, так дух будет присматривать за ребенком и оберегать его. Сейчас, после всего, что я видела, подобное кажется бредом, но не мне переделывать традиции.
Говоря о семье… Лориан был одинок в детстве, его родители ненавидели друг друга и не проявляли никакого интереса к сыну, пока у него не проснулась магия.
Помню, Ло мечтал, что его семья не будет похожа на семью, в которой он вырос. И, похоже, ему удалось осуществить мечту.
— Если хочешь, можешь с ними познакомиться, — предложил Ирвин, заметив, как сосредоточенно я рассматриваю портрет, — Я помогу обойти защиту дворца, ты пройдешь незаметно. То-то сюрприз будет!
— После такого сюрприза у меня на одного родственника станет меньше, — фыркнув, ответила я, — Нужно придумать как нам встретиться так, чтобы никто не отправился к Амриэль раньше времени.
Я правда очень хотела бы увидеть Лориана, познакомиться с его семьей, снова пройтись по коридорам дворца, из которого я когда-то в спешке бежала, однако это может подождать.
— У тебя есть план что делать дальше с посохом? — сменила тему я.
Изображение померкло, стоило магу махнуть рукой. Он зевнул, прищурился, глядя на меня.
— Не-а, не особо. Артефакт мне не нужен, я хотел отдать его тебе. А чтобы было честно, я лишь отведу тебя, за посохом пойдешь сама — сможешь найти, он будет твой.
Раньше я хотела использовать силу посоха для уничтожения вампиров. Хотя «уничтожение» громко сказано, на деле мое заклинание просто изменило бы их, чтобы они не могли превращаться в вампиров после того, как выпьют человеческой крови.
Сейчас в моем плане нет смысла. Пока фараты в союзе с имперцами, вампирам не победить.
— Если получишь посох, можешь забрать его силу себе.
— Зачем она мне? Я же не маг.
Ирвин покачал головой.
— Так и быть, будет тебе ещё одна сказка. В далеком прошлом часть людей отселилась на острова, ныне этих островов и на картах нет. Люди не увезли с собой старую веру, и боги от них отказались. Но люди были очень самоуверенны, они решили создать своих богов. Однажды группа магов выбрала нескольких человек и начала ритуал, который должен был превратить людей в божеств. Только способ не сработал — хрупкое человеческое тело не приняло такое количество магии, она не прижилась и вместо этого превратила людей в чудовищ.
— Те маги пытались создать богов, напитывая людей чистой магической энергией как артефакт?
— Да. Откуда бы они узнали, что это не сработает? На примере своего друга-фарата ты видишь — смертные могут стать богами и даже занять место среди Верховных, однако лишь с их помощью. Фрид стал младшим богом, помощником Лии, благодаря ей, а вот Верховным его сделала вера. Чем больше последователей у бога, тем он сильнее, именно из-за веры боги вечны. Младшие — порождения силы Верховных, они бессмертны и будут таковыми, пока живы их создатели. Но и здесь есть исключения — тот странный парень, который всюду следует за тобой.
Джаф? Он тут причем?
— Если Верховные будут забыты, младшие утратят силу и вновь станут смертны, а этот тип вернется в город мертвых, ведь здесь его держит сила Амриэль.
Может, поэтому Джаф хочет стать живым?
— Стой, ты меня совсем запутал, — встряхнув головой, сказала я, — Джаф, младшие, Верховные, Фрид, маги с островов и чудовища… К чему это всё? Что на самом деле ты хочешь рассказать?
— Ты можешь использовать силу посоха на себе, — ответил Ирвин, глядя прямо в мои глаза, — В твоей крови есть кровь демонов, существ не из этого мира, ты выживешь, магия не изменит тебя как изменила тех людей и…
Я резко махнула рукой, не дожидаясь продолжения фразы, перебила:
— Мне это не нужно. Какой из меня маг? Думаю, я найду посоху применение получше.
Например, отдам Фриду. Фарату как раз нужен артефакт, чтобы сравняться с Верховными.
— Разве сила — это не то, о чем ты мечтала? Ты станешь такой же сильной как тот парень, даже сильнее. Получишь вечность, сможешь многое сделать… Что конкретно? Например, продолжишь защищать Креит.
Да, но меня всегда привлекал меч, а не магия. Я окончила военную академию в Аллаине, долгие годы оттачивала приемы в тренировках с Джафом. Сегодня едва ли найдется мечник, равный мне по мастерству. Живой мечник, разумеется, Джаф не в счет.
Магия была страстью Лориана, позднее и Фрида. Зачем Ирвин вообще завел разговор об этом?
Пока мы говорили, во дворе таверны магические фонари погасили, свет исчез и комнату поглотил мрак. Я никогда не боялась темноты, однако почему-то враз стало неуютно, захотелось отползти от кровати подальше.
Я чувствовала взгляд Ирвина на себе и ждала, что маг продолжит говорить, но он всё молчал.
— Ты считаешь, это отличный шанс получить силу, — прошептала я, посмотрела туда, где смутно угадывался силуэт парня, — Как маг, наверное, думаешь, глупо отказываться от такой возможности. Вот только я достаточно сделала для Креита, и хорошего, и не особо, и хочу уйти. Может, Аллаин и был разрушен, рийсы и Элай ещё живы. Пусть Элай проиграл, для наших отношений это не имеет значения. Я хочу вернуться к нему и жить как раньше. Семья, не семья, не важно, главное — вместе.
— Даже если Элай захочет возродить Аллаин и отомстить? — наконец заговорил Ирвин.
— Элай так не поступит, он всегда признавал поражения с достоинством. И мстить не станет, я слишком хорошо его знаю.
Вряд ли вампир изменил своим принципам за эти годы. Да и не глупый он — понимает, что фараты с легкостью уничтожат любое войско и нет смысла идти на верную смерть. Даже ради мести.
Возродить Аллаин он может попытается, упрямства ему не занимать. Не вижу ничего плохого в том, чтобы у рийсов было королевство. Если посох достанется Фриду, я всегда успею использовать свое заклинание.
— И ты так уверена в этом вампире…
В темноте я не видела лица Ирвина, однако голос его звучал странно — глухо и печально.
— Конечно, разве может быть иначе?
Почему он так себя ведет?
— Не хочу
