беззвучно сдвигаются друг к другу, начинают кружить вокруг меня, со всех сторон они поднимаются из глубины, земля вскрывается тысячью белых ран, они сочатся, образуется вереница гробов, она тянется от горизонта до горизонта, Верден горит, Верден горит, а мое сердце мечется в темноте, мой огонек мечется и трепещет у каждого гроба, он пляшет и теплится, две точки теплятся в ночи, я спотыкаюсь, моя холодная рука шарит по земле, нащупывает что-то теплое, дрожащее, мягкое, огоньки поворачиваются, заплясали, задвигались, я близок к безумию, хочу закричать… Это собака, это Нерон, теплая плоть, теплое, дышащее тело, он лежит на земле, я вижу только его глаза, я ощупываю его шерсть, ощупываю землю рядом с ним, здесь справа должна быть проволока, рогатка, за ней слуховой окоп, маленький заостренный выступ, все здесь кажется мне знакомым, под этой доской висел телефон, звонил всегда звонко и мелодично, когда ветер дул с той стороны, можно было слушать граммофон, пока его не прострелили, наверняка в нем теперь дырка, жестянка с круглой дыркой, тоже, наверное, здесь лежит, я уже был на этом месте, здесь что-то случилось, неужели вчера, но был день, с той стороны доносился шум, ликующие возгласы, а я, я был одинок, холоден, ветер дул, как сейчас, и два глаза были такие же, светились из ниоткуда, не хотели закрываться, человеческие глаза, я хотел выбраться из темноты, из ночи, из беды, из войны, из нищеты, из одиночества и смерти… Я хочу обратно к музыке, хочу обратно к людям, я заблудился, побежал назад, ничего не повернуть вспять, ничего не удержать, ни жизнь, ни смерть, мне холодно, я хочу в тепло, два огонька глаз смотрят на меня, но это собачьи глаза, вокруг меня тела, тысячи тел в земле, но я хочу к живым, хочу трогать живую кровь, хочу ощущать тепло, хочу прочь отсюда, хочу обратно на свет, я хочу жить… Грета! Грета! Нерон, пойдем, Нерон, зверь, не пялься так на меня, не на что пялиться, почему ты не трогаешься с места, ты пойдешь со мной, я, твой хозяин, приказываю тебе, ты смеешься, хочешь укусить, что ты здесь делаешь, это просто земля, просто кости, просто пыль, когда-то здесь лежал человек, теперь тут холодно, бродит призрак, что мертво, то мертво, кто оценит твою верность, ты идешь или нет, я тебя камнями закидаю, ты не двигаешься, что же это такое, чего он все смотрит и смотрит, мне страшно, я схожу с ума, я один на один с безумным псом, он лежит на мне, лежит у меня на груди, может, он тоже мертв, пусть он сдохнет, пусть лежит здесь до Страшного суда, пусть…
Я ухожу, я бегу со всех ног, спотыкаюсь в пашне и вскакиваю, нога болит, где же дорога, что, если я ее не найду, что, если мне придется провести ночь здесь, посреди ужаса и смерти, оттуда еще доносится вой, как будто ребенок кричит, человек зовет на помощь, мертвые зовут на помощь, мертвые хотят к свету, опять этот жуткий протяжный звук, этот зверь, он один знает, что со мной, он все знает, лучше меня, я его больше не увижу, это был его последний крик, может, его разорвало на куски, может, там возле трупа сидит только его душа и воет, и все-таки он бежит за мной, по пятам, все время за мной по пятам. Нет, я не хочу, пусть остается, пусть остается с мертвыми, может, он сам мертв, может, я сам мертв, призрак, блуждающий между крестов, человек, зверь. Бежать, бежать, прочь отсюда, прочь от меня, к людям, к человеческим глазам, к людям, к Грете, дорога, белый гравий, каменный лев, все каменное, все мертвое, я сам мертв, дорога загибается, теперь вниз, город, огни, теперь голоса, звонки, музыка, дома, улица… я спасен……
Сколько я отсутствовал, несколько часов, несколько дней, лежит ли она еще на диване, спит ли она еще, не следовало мне уходить, может, она ничего и не заметила, нет конечно, все еще спит, а я уже здесь, тихонько держу ее за руку, тикают часы, она открывает глаза, на ее губах играет улыбка: “Я долго спала, ты все время сидел здесь?” — “Да, — солгу я, — да, в комнате тепло, я держал тебя за руку, все время ждал, когда ты откроешь глаза, может, мыслями я блуждал где-то, такое возможно, когда сидишь вот так часами, бывает, что-то привидится, но ты все же всегда была здесь, и я все время сидел здесь, держал тебя за руку и охранял твой сон, и я никогда не уйду, никогда, потому что я люблю тебя, Грета, потому что я люблю тебя”.
Вот я у подъезда, все это было лишь наваждением, жутким кошмаром, все хорошо, я отдохну, погрузившись в ее глаза, я научусь улыбаться, чисто и тихо, как она, я… стану отцом, господи, как же я забыл, возможно ли такое забыть, а если с ней что-нибудь случилось, она была одна, что, если она встала и упала или кто-нибудь пришел, какой-нибудь человек переступил порог, судьба переступила порог… В несколько прыжков я наверху, дергаю звонок, он колеблется и звенит, я прижимаюсь ухом к двери, кажется, я слышу голоса, женский крик, взволнованные шаги, разве не знаю я эти шаги, Грета, нет, мужчина, стекло, сейчас я растопчу его ногами, я дергаю звонок так, что шнурок рвется, почему никто не открывает, колочу в дверь кулаком, наконец приближаются шаги, медленно и тяжело, засов отодвигается, это были мужские шаги, где же старуха, дверь открывается, передо мной — Боргес, с белым лицом, глаза обжигают меня презрением, он стоит у меня на пути, из комнаты раздается резкий крик Бусси: “Если он хочет, впусти его”, — я хватаю Боргеса за плечо, ничего не понимаю, не могу собраться с мыслями, наконец говорю, словно бы отстраненно:
— Почему вы здесь стоите, как вы сюда попали, что вам угодно, где… Грета?
— Внутри.
— Так уйдите же с дороги, — задыхаюсь я, — по какому праву…
— Вы не войдете сюда, эта женщина принадлежит только мне, я позабочусь, чтобы к ней не приближались… преступники.
Я отшатнулся, меня охватывает какое-то ледяное чувство, я смотрю на него совершенно спокойно, как на чужеродный предмет, впервые так, лишь голос едва заметно дрожит, и спрашиваю:
— Где Грета, до вас мне нет дела, я вас не знаю,
